– Что это значит? – поинтересовался Матиас. – Гудмедбридж?

– Мост благой девы.

– Почему его так назвали?

Нина прислонилась к дверному косяку и ответила:

– Ну, существует легенда о женщине, которая узнала, что ее муж влюбился в девушку с Западного Обруча и собирается ее бросить. Она взошла на мост и, не желая жить без него, прыгнула в канал.

– Из-за мужчины, у которого нет совести?

– А ты бы не поддался соблазну? Если бы перед тобой выложили все удовольствия и плотские радости Западного Обруча?

– Ты бы бросилась с моста из-за такого мужчины?

– Я бы не бросилась с моста даже ради короля Равки.

– Ужасная история, – покачал головой Матиас.

– Я сомневаюсь в ее правдивости. Вот что случается, когда позволяешь мужчинам придумывать названия для мостов.

– Тебе стоит отдохнуть, – сказал он. – Я разбужу тебя, когда придет время.

– Я не устала, и не нужно мне рассказывать, как делать мою работу.

– Ты злишься.

– Или говорить, что я чувствую. Иди на свой пост, Матиас. Ты тоже выглядишь слегка потрепанным в своих золоченых доспехах.

Ее голос был ледяным, спина – прямой. Воспоминание о его сне накатило так резко, что он почти почувствовал, как кусает ветер, как снег жалит щеки. Его горло горело, а голос сел, потому что он звал Нину. Он хотел сказать ей, чтобы она была осторожной. Хотел спросить, что случилось.

– Ни траура, – пробормотал Матиас.

– Ни похорон, – ответила она, не сводя глаз с моста.

Матиас тихо вышел, спустился по лестнице и пересек канал по широкому Гудмедбриджу. Затем посмотрел на балкон отеля «Эммберс», но не увидел Нину. Это хорошо. Если он не может увидеть ее с моста, значит, и у Ван Эка не получится. Несколько каменных ступенек привели его к причалу, где в розоватом сиянии зари продавец устанавливал свою баржу, полную благоухающих цветов. Матиас обменялся с ним парой слов и, пока мужчина ухаживал за своими тюльпанами и нарциссами, заметил значки, которые вывел мелом Уайлен над уровнем воды по обеим сторонам канала. Они готовы.

Затем он поднялся по лестнице к Империуму, окруженному со всех сторон людьми в масках, вуалях и мерцающих плащах. У каждого этажа была своя тематика: настоящее буйство фантазии. Матиас пришел в ужас, увидев стойку с костюмами дрюскелей. Тем не менее это место идеально подходило, для того чтобы не привлекать внимания.

Он поспешил на крышу и подал зеркальцем сигнал Джесперу. Теперь все стояли на своих местах. Незадолго до полудня Уайлен спустится вниз и будет ждать в кафе у канала, которое всегда привлекало шумные труппы уличных артистов, – музыкантов, мимов, жонглеров – выманивающих денежки у туристов. А пока что парнишка прилег на боку, спрятавшись под каменным выступом крыши, и дремал. Винтовка Матиаса, завернутая в клеенку, лежала рядом с Уайленом, он также выставил целый ряд фейерверков, их фитили завивались, как мышиные хвостики.

Фьерданец прислонился спиной к выступу, стоя с закрытыми глазами, впадая в забытье. Он привык к долгим периодам без сна со времен своей службы в отряде дрюскелей. Когда будет нужно, он проснется. Но сейчас Матиас шагал по льду, и ветер завывал в его ушах. Даже у равкианцев было для него имя: «Грузебуря» – жестокий, смертельный ветер. Он дул с севера – шторм, поглощающий все на своем пути. Солдаты гибли всего в паре шагов от своих палаток, потерявшись в белизне; их крики о помощи пожирал безликий холод. Там была Нина. Он знал это и никак не мог до нее добраться. Он выкрикивал ее имя снова и снова, чувствуя, как ноги немеют в сапогах, а мороз просачивается сквозь одежду. Парень прислушался, чтобы разобрать ответ, но в его ушах ревела буря, а где-то вдалеке выли волки. Она умрет на льду. Она умрет в одиночестве, и это будет его вина.

Матиас проснулся, задыхаясь, и резко втянул воздух. Солнце стояло высоко в небе. Над ним стоял Уайлен и слегка тряс его.

– Почти пора.

Матиас кивнул и встал, разминая плечи и вдыхая теплый весенний воздух Кеттердама. В его легких он казался чужеродным.

– Ты в порядке? – осторожно поинтересовался Уайлен, но, судя по всему, злобный взгляд Матиаса послужил ему исчерпывающим ответом. – С тобой все чудесно. Выглядишь отлично, – кивнул парень и поспешил спуститься по лестнице.

Матиас сверился с дешевыми латунными часами, которые приобрел для него Каз. Почти двенадцать. Он надеялся, что Нине удалось отдохнуть получше, чем ему. Парень посветил зеркалом на ее балкон и почувствовал облегчение, увидев ответную яркую вспышку. Затем подал сигнал Джесперу, склонился над выступом крыши и стал ждать.

Матиас знал, что Каз выбрал Западный Обруч за густую толпу, в которой легко затеряться. Его обитатели уже просыпались после веселья и наслаждений прошлого вечера. Прислуга, выполняя поручения различных домов, шла за покупками, принимала поставки вина и фруктов для следующих ночных гуляний. Туристы, только что прибывшие в город, бродили по обеим сторонам канала и указывали на красиво оформленные вывески, обозначающие каждый дом – как известные, так и пользующиеся дурной славой. Он видел многолепестковую розу, сделанную из белого кованого железа, покрытого серебром. Дом «Белой розы». Нина проработала там почти год. Он никогда не расспрашивал ее о том времени, не имел права. Она осталась в городе, чтобы помочь ему, и была вольна поступать так, как считала нужным. Тем не менее он не мог перестать представлять ее там – изгибы ее обнаженного тела выставлены на всеобщее обозрение, зеленые глаза слегка прикрыты, кремовые лепестки вплетены в темные локоны ее волос. Бывали ночи, когда он фантазировал, как она подзывает его ближе, а бывали, когда он представлял, как она приветствует во тьме кого-то другого, и тогда он просыпался, гадая, что быстрее сведет его с ума: ревность или желание? Матиас оторвал взгляд от вывески и достал подзорную трубу из кармана, сосредотачиваясь на том, чтобы осмотреть остальную часть Обруча.

За несколько минут до полудня Матиас заметил Каза, идущего с запада и стучащего своей тростью в такт неровной походке; его силуэт, темное пятно, рассекающее толпу. Люди, казалось, расступались перед ним, как будто чувствуя, какая цель им движет. Это напомнило Матиасу о том, как жители деревни выводят знаки в воздухе, чтобы защититься от злых духов. Элис Ван Эк ковыляла рядом с ним. С нее сняли повязку, и через подзорную трубу Матиас увидел, как шевелятся ее губы. Ради Джеля, неужели она все еще поет? Судя по кислому выражению лица Каза, это было вполне вероятно.

С другой стороны моста Матиас увидел Ван Эка. Купец вытянулся, как струна, и крепко прижимал руки к телу, словно боялся, что пропитанный грехами воздух Бочки запятнает его костюм.

Каз ясно дал понять: убийство Ван Эка – крайняя мера. Они не хотели губить члена Торгового совета – не средь бела дня и не перед свидетелями.

– Разве нельзя прибегнуть к более чистым методам? – спросил Джеспер. – Сердечный приступ? Воспаление мозга?