— Помнишь дело с прусским займом? — Он воспринял кивок Феликса как утвердительный ответ и продолжал: — Оно почти улажено, но мне всё же нужны некоторые детали из банка Ротшильда.

— Отец, если ты собираешься послать меня с ещё одной из твоих секретных миссий...

Авраам Мендельсон усмехнулся:

— Ничего подобного. На этот раздело не в воздействии на какую-либо леди, хотя твой метод в Париже — каким бы он ни был — оказался весьма успешным. Ты будешь иметь дело с герром Амшелом Ротшильдом, и тебе надо сделать следующее...

Феликс терпеливо выслушал инструкции отца.

— Когда мне отправляться во Франкфурт, отец? — спросил он, когда тот кончил.

— Как только ты сделаешь все приготовления, попрощаешься с Ниной и закончишь произведение, которое сочиняешь в данный момент.

— Послезавтра устроит, отец?

Авраам Мендельсон поднялся:

— Вполне. И я советую тебе взять с собой Густава.

Милый отец, на этот раз он не хотел рисковать. Может быть, он боялся во Франкфурте ещё одной Марии?

— Охотно, — ответил Феликс, придерживая дверь. — Всё дело займёт всего несколько дней. Я вернусь раньше, чем через две недели.

— Надеюсь.

На следующее утро после своего прибытия во Франкфурт Феликс появился в банке Ротшильда.

— Ну как вам нравится наш маленький город? — спросил Амшел Ротшильд, когда Феликс опустился в кресло, обитое зелёным бархатом.

Банкир говорил тихо, слегка задыхаясь, словно у него была одышка. Седеющие светлые волосы и бакенбарды, белый кашемировый галстук, который он свободно повязывал на высокий воротник, элегантность нервных изящных рук придавали ему странно романтический вид. В другой обстановке его можно было бы принять за поэта.

— Довольно провинциален после Берлина, я полагаю.

Феликс заверил его, что находит Франкфурт очень привлекательным.

— Конечно, я очень мало пока видел, и это только моё первое впечатление. Но даже магазины здесь имеют старомодное очарование. А местные дамы, по-моему, придают мало значения моде.

— Вы считаете, что наши женщины безвкусно одеты, — заметил банкир с улыбкой, — и, честно говоря, так оно и есть. Это особая форма тщеславия. Они гордятся тем, что похожи на леди по строгости поведения, и становятся очень скучными. Но они замечательные хозяйки. В самых богатых семьях девушек учат составлять семейный бюджет и следить за всеми мелочами ведения домашнего хозяйства. — В складках его рта промелькнула озорная усмешка. — На самом деле франкфуртцы стыдятся своего богатства и исправляют положение тем, что не пользуются им.

Последовал дальнейший обмен репликами по вопросу о Франкфурте, его людях, памятниках, традициях и ужасной скуке. Во время беседы Феликс чувствовал, что этот романтического вида банкир внимательно изучает и оценивает его. Так постепенно разговор достиг темы бизнеса, которая была главной целью их встречи.

Когда Феликс объяснил подробности своей миссии, черты лица Амшела Ротшильда приобрели вежливое, но непроницаемое выражение. Подобно всем хорошим банкирам, Ротшильд обладал талантом слушателя. Он слушал, глядя в окно или рассеянно рассматривая свой стол, но Феликс видел, что сложный механизм его острого ума находится в постоянной работе.

— Мне кажется, я понимаю предложение вашего отца, — наконец произнёс Ротшильд. — Позвольте мне несколько дней подумать, и я дам вам ответ.

— Не скрою, что хочу сообщить моему отцу ваш ответ как можно скорее.

— Понимаю. Вы спешите уехать из этого города. — Банкир позволил себе короткий смешок. — Если бы я был в вашем возрасте, то, возможно, чувствовал то же, что и вы. Однако мне жаль, что вы уезжаете, так как у нас есть несколько очень привлекательных молодых леди и они были бы счастливы познакомиться с таким завидным холостяком, как вы.

Феликс сделал извиняющийся жест.

— Но долг прежде всего, и, поскольку вы должны вернуться в Берлин, я дам вам ответ поскорее. Возможно, послезавтра. А пока, — он поднялся, и Феликс тоже, — не поужинаете ли вы с нами — с моей женой и со мной — завтра вечером? Два моих брата, Салмон из Вены и Чарльз из Неаполя, случайно оказались сейчас здесь, и я знаю, что они будут рады познакомиться с вами.

Это предложение показалось Феликсу довольно скучным, но он заявил, что будет очень рад, и с вежливым кивком покинул банкира.

Выйдя на улицу, Феликс подумал, что ему нечего делать и у него масса свободного времени. Это было странное чувство, когда не надо было ничего делать, никого видеть, никуда идти. Чтобы убить время, он стал фланировать по Зейлу — главной улице Франкфурта, останавливаясь перед витринами магазинов, в которых были выставлены старомодные шляпки и старинные украшения. Никогда ещё он не чувствовал себя таким чужим, как в этом немецком городе. Даже в Париже, даже в Лондоне. Люди говорили на странном диалекте, который он с трудом понимал. Даже деньги здесь были другие: Франкфурт был свободным городом и имел собственные денежные купюры. Он видел, что прохожие смотрят на него. Ну что ж, пускай смотрят! Их, возможно, шокирует его жемчужно-серый сюртук, голубой шейный платок и трость с золотым набалдашником. Возможно, ему следовало быть одетым в чёрное, как другие. Но Бог с ними! Если им нравится одеваться как служащие похоронного бюро, это их дело.

Он бродил по набережным и наблюдал затем, как загружают и разгружают речные баржи. Поднял несколько камешков и, склонившись над парапетом, бросил их один за другим в Майн. Ни одно удовольствие не вечно, и эта забава скоро надоела ему. Он снова потащился по городу, намеренно блуждая в лабиринте старых узких улочек. Время от времени он натыкался на какую-нибудь маленькую площадь, пустынную, с веснушками солнечного света. Скамейки, на которых никто не сидел, стояли под нежно шелестевшими деревьями. За ажуром листвы демонстрировали свои неоклассические фасады строгие и красивые здания. Бог мой, какой скучный город! И что только люди здесь делали целый день? Неужели они не выходили из домов, не давали приёмов, не веселились, совсем не веселились?

Он снова очутился на главной улице. Во Франкфурте в конце концов всегда оказываешься на ней. Его внимание привлёк изящный дрезденский фарфор в антикварной лавке. Нине бы понравилось... Он вошёл в магазин, который был пуст и источал слабый аромат мускуса и древности. Он оглядел старинные часы, кукол XVII века в одежде с клеймом знаменитого парижского модельера, антикварные пивные кружки, ровными рядами выстроившиеся на пыльных полках. Никто не собирался его обслуживать...

Он обернулся и выглянул на улицу в тот момент, когда мимо окна прошла молодая девушка в сопровождении грозного вида служанки средних лет, несущей на руке плетёную корзинку. Девушка на мгновенье остановилась, чтобы рассмотреть витрину. Феликс взглянул на её лицо. Такого красивого лица он не видел никогда в жизни.

Она уже отходила от магазина, пересекала улицу, шурша чёрным кринолином. Он бросился к двери как раз тогда, когда пожилая дама, такая же древняя и хрупкая, как её куклы, появилась из-за зелёной занавески в заднике магазина.