Караханов изобразил подобие улыбки, больше смахивающее на гримасу от зубной боли:

– А ты ни словом не обмолвишься о сыне Гронского.

– Что, просто поинтересуюсь, как ему осенняя погода? Или попрошу закурить?

– Это мы обсудим, но «светиться» ты не будешь. Значит, по тебе, Арчил, в 20.00 ты должен быть у Дома Российской армии, вечером в том месте есть где припарковаться. У тротуара, за которым по фронту тянется металлический забор, но не приближаясь к шлагбауму. Там, во‑первых, несет службу наряд, во‑вторых, въезд фиксируется с видеокамеры. Если мои опасения насчет Гронского не напрасны, то не стоит отсвечивать. После гибели сына Гронский поднимет шум и вспомнит встречу с тобой, даже если она к делу прямого отношения и не имела. Менты будут хвататься за все, за любую нить. Мы это уже проходили. Они и сейчас вовсю роют, да только улик мы им против себя не оставили. В акции же по сыну Гронского все с самого начала идет по-другому. Мы подставили ментам сразу двух наших боевых товарищей. – При слове «товарищи», Караханов рассмеялся. Взглянул на Ступака и добавил: – А вот Тихий взял, да и убрал их.

– Я выполнял приказ.

– Никто и не спорит. Молодец, сделал все как надо. Значит, ты, Тихий, на «Шевроле» припаркуешься у Театра Российской армии, Арчил встанет у Дома армии в 20.00. В 21.00 подъедет либо на «Лексусе», либо на «мерсе» господин Гронский. Да, сразу предупреждаю: с ним будет водитель.

– Почему ты не заставил приехать Гронского одного?

– Потому что, Арчил, господин Гронский не умеет водить автомобиль. В молодости не научился, ну а потом ему это стало совершенно не нужно, когда под рукой целый штат водителей. Да даже если бы и умел, то наверняка приехал бы с охраной. Места, где оставить ее на площади и примыкающих к ней улицах, достаточно. Прибыв на площадь, Гронский пройдет в сквер, что внутри, и будет ждать моего человека, то есть тебя. Ты, посмотрев, как ведет себя его водитель – последний не должен пользоваться связью и выходить из машины, – звонишь мне и идешь к Гронскому. Идешь не спеша, чтобы от начала движения до встречи прошло не менее пяти минут.

– Почему именно пяти?

– Ты слушай, и все поймешь.

– Слушаю.

– Как только сообщишь мне, что пошел к Гронскому, спустя пять минут я позвоню уважаемому Максиму Львовичу и скажу, что решил изменить место и время сделки. Особо общаться не буду, пусть занервничает, тебя же этот звонок выведет из подозрения. Вряд ли Гронский после него станет о чем-либо с тобой разговаривать. Пусть уезжает, а ты осмотришься, и далее по плану. Нам необходимо убедиться, что за тобой не будет хвоста. Понял?

– Вот сейчас все понял.

– Отлично. Сюда можешь не возвращаться, останешься на квартире.

– А мне что делать, когда Арчил начнет движение? – подал голос Безродько.

– Какое-то время проедешь за ним, затем вернешься сюда, соблюдая повышенные меры предосторожности. Особенно когда повернешь к Тураново. Если заметишь подозрительную машину, доедешь до деревни, зайдешь в пару домов, спрашивая, как проехать к селу Доброе. Поворот к нему дальше по шоссе, так что ты вроде заблудился. Затем проедешь в это самое Доброе. Если и там тебя будут пасти, выходи на шоссе и отрывайся от преследования. Это легко можно сделать в районе новых эстакад. Если же в Добром все будет спокойно, свяжешься со мной, и я решу, возвращаться тебе или двигать в город. Ты меня хорошо понял, Тихон? Обо всем подозрительном немедленно доклад мне.

– Звонить и в том случае, если по дороге к Тураново не будет хвоста?

– Да! И в этом случае.

– Понял. Интересно, а привезет ли Гронский на встречу деньги?

– Тебе до этого какое дело?

– Просто спросил.

– Привезет. Но брать их сегодня не будем. Еще успеем. У меня все, готовьтесь к выезду. И, Арчил, позови ко мне Руслана!

Кокиа кивнул. Бандиты вышли. Спустя минуту в кабинет вошел телохранитель Шерхана, Руслан Данаев.

– Куда пошли наши друзья? – спросил Караханов.

– Вниз.

– Хорошо. Сегодня вечером они оба уедут в город. Как только их машины покинут территорию, готовишь к выезду мою «Хонду». Выведешь ее за рощу, чтобы можно было выйти на Восточное шоссе. Я подготовлю дорожную сумку, перед отъездом заберешь ее. Собери и свой баул, не забудь загранпаспорт.

– Мы свалим отсюда?

– Это, Руслан, как карта ляжет. Не исключено, что придется уходить.

– А пацан?

– Да… хорошо, что напомнил. Его пустим в расход, но только по моей команде.

– Понял. Дикобраза берем с собой?

– Если, Руслан, ситуация сложится таким образом, что придется бежать, то нам никто лишний не будет нужен. Только ты и я! Но о Дикобразе я позабочусь сам.

– Я все понял и сделаю как ты сказал.

– Не сомневаюсь. До отъезда Кокиа и Тихого веди себя как обычно. Никто ничего не должен заподозрить. Это понятно?

– Да!

– Тогда иди!

Телохранитель вернулся в холл второго этажа, где находился его пост, когда босс пребывал в кабинете или спальне. Он достал обычный нож, аккуратно провел по лезвию пальцем. И все-таки порезался. Но вид крови вызвал у него не гримасу боли или досады, он вызвал у него довольную ухмылку. Данаев мастерски владел ножом. Он не расставался с ним, сколько помнил себя. Еще дед призывал всегда носить с собой холодное оружие. Сколько голов неверных было отрезано этим ножом. Если бы, как снайперы, делать на рукоятке насечки, отмечая убитых, то места на ручке оружия не хватило бы. Очередной жертвой должен был стать четырнадцатилетний подросток. Это совершенно не смущало бандита, какая разница, кого резать, мужика, бабу, старика, ребенка или… барана в честь праздника. Наигравшись ножом, Данаев вложил его в свои ножны. Откинулся на спинку кожаного дивана, взял пульт, включил телевизор. Показывали какое-то торжество в провинциальном городе, затем в новостях мэра Москвы, открывавшего новую станцию метро. Довольные, улыбающиеся лица москвичей.

– Радуйтесь, неверные, – тихо проговорил Руслан. – Скоро вам будет не до торжеств. Как же я вас всех ненавижу!

Он выключил телевизор, вложил в ухо наушник и включил аудиоплеер с записью зажигательной кавказской музыки.

«Форд» с Каштановым и Одинцовым встал на стоянке у поворота к площади в 19.10. Дальше до Дома Российской армии офицеры прошли пешком. У правого служебного входа их встретил комендант. Вместе они поднялись на верхний этаж, осмотрели торцевые «крылья», основное здание. Определили две позиции наблюдения, одно – на втором этаже левого крыла, второе – в одном из залов третьего этажа основного здания. В зале остался Каштанов, в торце устроился Одинцов. Они имели при себе портативные радиостанции малого радиуса действия, защищенные от перехвата и пеленгации. Радиоэлектроника в России за последние годы сделала большой шаг вперед, и теперь подобные приборы уже не являлись редкостью. Где-то в театре устроился один из офицеров Карасева, капитан Андрей Шмелев, улицу, выходящую на станцию метро, перекрывал старший лейтенант Валерий Стенько. Перед центральными воротами встал представительский «Ниссан» с военными номерами и с водителем в форме прапорщика. На самом деле это был спецавтомобиль управления ФСБ, оснащенный оборудованием для установки «микромаяков» на движущиеся объекты, в основном машины. Специальное оборудование представляло собой небольшой контейнер, имевший небольшой ствол, направленный к дорожному полотну. Внутри ствола – «маяк» электромагнитного действия. Это тоже была одна из последних разработок научно-исследовательского института нанотехнологий. «Маяк» представлял собой сложное радиоэлектронное устройство размером с мелкую дробинку. Выбрасываясь наружу, он, активируемый в стволе, прилипал к днищу или бамперу машины, следовавшей непосредственно сзади, начиная тут же подавать мощные радиоимпульсы, фиксирующиеся на планшете или любом другом устройстве, например, на мониторе компьютера или ноутбука, в котором работала навигационная программа. Другими словами, на любом мониторе высвечивался пульсирующим сигналом «маяк», так что объект был привязан к карте местности, на которой находился. Планшет со спецпрограммой находился у Каштанова, товарищ Карасева из ФСБ не подвел. Роль водителя-прапорщика играл лейтенант ФСБ Дмитрий Зубов. Все офицеры были снабжены такими же, как у Одинцова и Каштанова, радиостанциями и имели позывные: Шмелев – Шмель, Стенько – Стен, Зубов – Комар, Карасев, который не принимал участие в акции и обеспечивал безопасность ее проведения, отзывался на позывной Берег.