Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет! – улыбка самовольно растянулась на моей физиономии.
– А я думала – не придешь! – девчонка сдержанно улыбнулась в ответ. – Уже придумала для тебя проклятие!
– Меня оно не возьмет! – уверенно и спокойно ответил я. – Зря только искру свою используешь! Так что, идем? Я договорился с капитаном. Он нас берет на борт.
– Здорово! – вот теперь она действительно обрадовалась. – Идем, конечно!
Я посмотрел на ее туфли с плоской подошвой, оценивая их прочность во время бега. Надеюсь, что не придется лететь с языком на плечах.
– Сколько сейчас времени? – спросил я, заметив часики на запястье Светы.
– Половина двенадцатого, – девчонка обернулась, словно кого-то выискивая в потоке людей.
– Успеем, – уверенно ответил я.
Пока шли, несколько раз замечал, что моя спутница то и дело оборачивается, и подозрительность, старательно взлелеянная чародеем Забиякиным, забила тревогу. Девчонка точно кого-то высматривала. Не от того, что боялась, а потому что за мной следили. Не хотелось подозревать Свету в «стукачестве», но Мирон Афанасьевич дал точные рекомендации, как действовать в случае слежки. Света ведь была из рода Булгаковых, второго по значимости и влиянию после императорского. Кто знает, вдруг я заинтересовал людей их клана? Света могла по наивности рассказать о моем даре Разрушителя. А взрослые тут же сообразили, какой клад может попасть им в руки.
У выездных ворот Гавани я заметил два черных автомобиля с затемненными стеклами. Они медленно проехали вдоль пакгаузов и складов, иногда скрываясь за их стенами, но продолжали двигаться параллельно нашему движению.
Или это не Булгаковы, а те люди, приезжавшие в приют? Ужасная мысль обожгла и уже не покидала меня. Вот сейчас перехватят меня на подходе к Торгу и увезут в неизвестном направлении.
К моему облегчению «Ушкуйник» все так же стоял у причала, никуда не собираясь отплывать. Когда поднимались по сходням на борт, теперь уже я обернулся, чтобы проверить, где находятся машины.
– Здравствуйте, боярышня, – Митрофан Федорович в своем кителе браво выпятил грудь перед Светой. – Добро пожаловать на борт «Ушкуйника». Хотелось бы узнать, с кем имею честь разговаривать.
– Светлана Булгакова, – глядя снизу вверх в загорелое лицо капитана ответила девчонка. – Очень приятно. А вы капитан?
– Да, – кашлянул Митрофан Федорович, мгновенно переменившись в лице. Покосился на меня. В его взгляде ясно читалась угроза в мой адрес: «выпорю за то, что не сказал, кто она такая»! – Я очень польщен вашим визитом на мой «Ушкуйник». Можете занимать самые лучшие места. Что изволите?
– Я бы с удовольствием побывала в капитанской рубке, – вдруг смутилась Света.
– Охотно, – капитан поправил фуражку и рявкнул на застывших матросов: – Отдать швартовы! Сходни убрать!
Снова прочистив горло, дядька Митрофан пригласил нас в капитанскую рубку, где уже стоял самый молодой матрос из экипажа. Белобрысый Санька со Славенского конца сразу состроил серьезное лицо и вцепился в штурвал.
– А вы, Светлана, по батюшке кто?
– Ивановна, – просто ответила девчонка, с любопытством оглядывая капитанскую рубку, дрожащую от мелкой вибрации движка. Баркас потихоньку отходил от причала, поворачивая нос на середину Волхва.
– Так ваш батюшка Иван Олегович? – проявил осведомленность капитан. – Наслышан, как же! Мы с ним по молодости сталкивались. Я тогда простым мотористом ходил на «Ушкуйнике». На другом, старом. Этот я уже сам приобрел, только название оставил. Кхм! Пришлось тогда весь Ильмень пересекать. Из Новгорода. Да, летит время!
– А что было-то? – я дернул Митрофана Федоровича за обшлаг кителя. – Куда шли? Везли что-то?
– Цыц, юнга! – рыкнул капитан и легким щелчком по лбу охладил мой интерес. – Светлана Ивановна, есть желание за штурвалом постоять?
– Не откажусь, – Света покраснела от удовольствия. Она, как и я, не понимала, что происходит, отчего такая обходительность. Нет, я смутно догадался по обмолвкам, что дядька Митрофан однажды встречался с отцом Светланы, вот и решил порадовать его дочку. Но что их связало в то давнее время? Какая-то тайна? Так как Митрофан Федорович не собирался рассказывать, я томился всю дорогу, пока баркас неторопливо выходил в устье Волхва, а хитрая девчонка, вцепившись в штурвал, напряженно смотрела вперед. Санька-рулевой что-то ей рассказывал, и ее лицо иногда расцветало в улыбке.
А я страдал. Не думал, что у меня такие эмоции. Взрослые называют это ревностью. Хотя, какая ревность может быть у тринадцатилетнего подростка? Но ударить Саньку я хотел по-настоящему. Чтобы не рассказывал всякие глупые рыбацкие байки про выловленного в Ильмене крокодила сто лет назад. Дурак набитый! Какие крокодилы в озере?
Баркас вышел на открытую воду, блестящую расплавленным серебром от поднимающегося в зенит солнца. Свежий ветерок трепал узкое полотнище с изображением новгородского герба на флагштоке, поскрипывали борта, омываемые темно-зелеными озерными волнами, и я снова замер в ожидании какого-то чуда, столь неуловимого и неосязаемого.
Мне удалось выскользнуть из рубки на палубу. Парни из команды «Ушкуйника» лениво переговаривались, лежа на канатах в носовой части баркаса. Сегодня работа не предполагалась; дядька Митрофан вывел свое судно для технической проводки, как он сам выражался. А вечером вся команда сойдет на берег. Так что удачно получилось.
– Держи четыре узла, – послышался голос из рубки, после чего Митрофан Федорович вышел на палубу, на ходу набивая табаком свою неизменную трубку. За ним выскользнула Света. Наигралась в матросов?
– А мы куда сейчас направляемся? – поинтересовалась она.
– Вдоль северного берега дойдем до острова Войцы и повернем обратно, – ответил капитан, и сжав в зубах трубку, пошел на нос, оставив нас одних.
– Интересно как, – задумчиво проговорила Света, щурясь от водных бликов. – Даже не знала, какая история у «Ушкуйника». Потом папу расспрошу как следует, чем он тут занимался.
– А ты сама где живешь? – мне захотелось узнать как можно больше о Свете, словно я подозревал, что нескоро встречусь с ней.
– В Москве, – не отрывая взгляда от озерной глади, ответила девчонка. – Там весь наш Род живет. И старшие дядья, и Старейшина, и дедушка Олег – Глава. Усадьба в районе Щукино. Очень большая. А ты не хочешь о себе рассказать? Хитрый какой, все у меня выведал, а сам молчишь.
– Да что рассказывать, – замялся я и вдруг выпалил, сам не ожидая от себя. – Приютский я. Сирота.
– Ой! – забавно прижала ладошку ко рту Света. – Бедненький! Совсем-совсем сирота?
– Ну, конечно! – пожал я плечами. – Меня в корзинке подкинули, говорил Агафон. Как щенка двухнедельного.
– Тогда ты не сирота, – мудро рассудила девчонка. – Если тебя подкинули, а не забрали из дома, где все умерли, то кто-то решил отдать тебя, скрывая свое имя! Точно тебе говорю!