Затем они спустились по тропинке, которую, как Симеркет был уверен, он тоже уже видел прежде. В послеполуденной тишине он повернул голову и наконец увидел руины.

От разграбленной плантации исходило зловоние; Симеркет был уверен, что никогда не сможет забыть его! Несколько строений когда-то образовывали единый комплекс — конюшни, рабочие мастерские, силосные ямы, помещения для слуг. Теперь от всего этого почти ничего не осталось.

Он направился в главное здание, вернее, в то, что раньше им было. Когда-то оно было большим — трех- или четырехэтажным — и великолепным. Сейчас полы его провалились, явив небу зияющие дыры. Переходя из комнаты в комнату, Симеркет видел валявшиеся под камнями осколки керамической посуды, обломки обугленной мебели.

И не было никакой логики в том, почему что-то здесь уцелело; веник из пальмовых листьев остался едва опаленным, в то время как каменная статуя, стоявшая рядом, была разбита вдребезги. Он задумался: что здесь делала Найя? Подметала комнаты пальмовым веником? Или носила кувшин с водой в буфетную, лежащую теперь в руинах? Возможно, она полировала и эту вот маленькую фигурку эламского божка — он все еще стоял в нише, но только без головы…

Через черный ход он вышел на улицу. Дверь висела на кожаных крючках, краска на ней вздулась и местами обуглилась. Еще несколько шагов — и он оказался в кухне. Рядом он обнаружил колодец и привычным движением наклонился и заглянул в его глубину. От воды исходил свежий и слегка цитрусовый аромат. Этот запах напомнил ему о Найе — обычно она душилась благовониями, приготовленными из цветков лимона.

Он вернулся и еще раз прошел через кухню. Он нашел там только медные горшки, глиняные блюда и разбитые чашки. Но вдруг среди камней блеснуло золото. Наклонившись, он поднял поднос; стряхнув покрывавшие его пыль и пепел, он разглядел на его поверхности рисунок.

— Царский крест Элама! — прошептал Шепак, молча наблюдавший за Симеркетом. — Принц и принцесса, должно быть, привезли его из Суз…

— Это многое говорит нам! — обрадовался Симеркет.

— Что именно?

— Налетчики явились сюда не для того, чтобы грабить. — Он бросил поднос на уголья и твердым шагом направился к ближайшей роще из финиковых пальм.

Бродя в тени, отбрасываемой деревьями, Симеркет придирчиво осматривал высокие кирпичные стены, окружавшие поместье. И тут он увидел сигнальные знаки — на самой вершине стен.

— Вот где они перелезли! — сказал он Шепаку, указывая на находку. — Видишь, как через каждые несколько шагов с крючков свисают обозначения? Они видны днем — но ночью это далеко…

Шепак взглянул на него:

— Как ты полагаешь, сколько их было?

Симеркет пожал плечами:

— Не думаю, что много. На их стороне были внезапность и темнота. Налетчикам нужно было только несколько человек, чтобы влезть на стену и открыть ворота остальным. При достаточном опыте хватит и десятка человек, чтобы справиться с работой от начала до конца…

Симеркет замолчал; мимо них, надсадно гудя, пронеслась туча мух. Пронаблюдав за их полетом, он увидел, как они исчезли за стеной на дальнем дворе. Он быстро пошел в том направлении. Жужжание становилось все громче, все неистовее…

Подойдя к углу стены, он увидел то, что привлекло насекомых, — огромное пятно почерневшей крови на керамических плитках в боковом ответвлении внутреннего двора.

— Вот там они их убили, — сказал он Шепаку.

— Ты прав, — лаконично подтвердил тот. — Мы нашли тела здесь, их руки были связаны. Их было тридцать три. Вся вода из колодца не могла смыть эту кровь…

— Значит, они были мертвы по крайней мере уже два дня до того, как их нашли.

Шепак с удивлением взглянул на него.

— Как ты узнал?

— Я знаю кровь. Ее можно смыть не позднее чем через одни сутки с половиной. После этого как бы вы ни скребли, до конца смыть не получится.

Шепак судорожно сглотнул. Несмотря на то что он был закаленным воином, он испытывал ту же брезгливость по отношению к смерти, что и остальные народы Месопотамии.

— В вас, египтянах, несомненно, есть что-то потустороннее, раз вы знаете такие детали, — заметил он с ухмылкой.

Симеркет не ответил, обходя пятно по периметру. Хотя кровь давно высохла, плитки были густо усеяны мухами, и в солнечном свете пятно, казалось, переливалось всеми цветами радуги.

— Где они похоронены? — спросил он.

— Кто?

— Те, кто был здесь убит.

— Кутир отвез их тела обратно во дворец в Вавилон, чтобы похоронить вместе с принцем. Он поместил их в кувшины и забальзамировал медом.

— Всех?

Шепак кивнул.

Симеркет отвернулся, чтобы эламец не мог увидеть довольного выражения его лица. Мед сохранит черты жертв.

— А где эти кувшины?

— В царских склепах, под дворцом.

Симеркет загадочно посмотрел на Шепака. Он вспоминал видение, которое явилось ему на реке, когда он искал кувшины. Он должен увидеть эти тела! Вдруг среди них Найя? Он не намеревался оставлять ее в Вавилоне, живую или мертвую. Однако ему надо было найти возможность убедить эламца отвести его к царским склепам.

— Я должен видеть их лица, прежде чем они подвергнутся дальнейшему разложению.

Шепак посмотрел на него с удивлением.

— Они не будут разлагаться. Но это против всех наших законов — вмешиваться в дела мертвых!

— Но как я в таком случае узнаю правду?

— Тебе придется узнать ее другим путем, только и всего…

— Если не поможешь мне увидеть эти тела, — коротко сказал Симеркет, — и узнать, что случилось с вашей принцессой, каким образом я смогу спасти тебя от Скорпионовой камеры?

Эламский полковник резко поднял голову и впился в него глазами.

Они сидели в тени, возле разбитых ворот, у стены. У Шепака в мешке был круг сыра и хлеб, но ни один из них не был голоден.

— У меня осталась только неделя на то, чтобы найти Пиникир, — озабоченно проговорил Шепак, отхлебывая из кожаной фляги вино. — В День лжецаря, если я не найду принцессу, меня ждет судьба Кайдина. Кутир обещал убивать офицеров до тех пор, пока либо принцесса Пиникир не воскреснет, либо мы все не погибнем.

— И казнь будет в Скорпионовой камере?

Шепак молчал. Потом кивнул:

— Да.

— Но что это значит? Я хочу сказать, что это за казнь?…

Полковник глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

— Мы нашли ее в дворцовом подземелье и сначала подумали, что это просто еще одна тюремная камера — пока не посадили туда одного из наших людей. Он напился на дежурстве, и его следовало немного попугать, думали мы. Мы даже не закрыли двери, пока не начались крики. Мы обнаружили, что когда дверь закрывается, то опускается какой-то рычаг, срабатывает механизм, позволяющий потом одна за другой открываться дверям-ловушкам внутри камеры.