– Значит, Булыгин Мирон Карпович перестал выходить на работу третьи сутки? – напомнил Донсков.

– Последний раз отдежурил в ночную, а утром его уже я не видел, – поддакнул Гремыкин.

– А остальные?

– Потом. Спиридоныч, правда, на следующий день, а Жучок ещё бегал…

– Что это его Жучком?

– Да шустрый больно, хотя и косой! – не стерпела Дарья. – С одним глазом, а видит, чёрт, за двоих.

– Покажете местечко, где собаку нашли? – спросил Донсков, заканчивая со своими вопросиками и пряча блокнотик, куда всё время что-то быстро записывал.

И уже в надвигающихся сумерках они направились по дорожке в глубь кладбища. Вела Дарья, так и не расставшаяся с метлой. Шагала во главе.

– Это что же? – осмотрелся по сторонам Донсков, когда прибыли на место. – Здесь у вас и захоронения кончаются?

– Продолжаются, – осторожно поправил его Гремыкин. – На завтра, вон, по моему распоряжению Мишин пять могил подготовил для очередных, а там дальше пойдёт. – И он взмахнул рукой: – До забора-то ещё места много.

– Достанется, значит, если что? – невесело пошутил Донсков.

– Вам-то? – всерьёз прикинул размеры пустующего участка Гремыкин. – Вряд ли. Спешит народ.

– Ну что ж, – не погрустнел от этих слов капитан. – Будем заканчивать?

– Вы меня подвезёте? – Мухин с надеждой посматривал на Донскова. – Я водителя отпустил. В банк, знаете ли. Сегодня зарплата была.

– А вы, значит, остались ни с чем? – Донсков всё ещё стоял над собакой, потом двинулся к зияющим огромным могилам, начал зачем-то заглядывать в каждую и подолгу рассматривать, будто прикидывал глубину каждой.

– Фонарик принести? – не отставал от него Гремыкин. – Дна-то не видать уже.

– Я глазастый, – бурчал Донсков. – А вчера, значит, здесь хоронили?

– Как положено, – заверил тот. – У меня в журнале всё отмечено.

– Отмечается?

– С этим строго.

– Ну что ж, спасибо, уважаемые товарищи, – развернулся Донсков от могил. – Адреса Князева и Жучкова, надеюсь, в конторе имеются?

– Как же? У них трудовые книжки.

И переговариваясь, все заспешили от пустующих дожидающихся могил. Лишь Донсков задержался, оглядевшись ещё раз, на красный закат полюбовался:

– Красота тут у вас. Тишина…

– Да бог с вами! – охнула Дарья.

– А что? – бодро поддержал капитана юрист. – Если рассуждать с позиций…

Но договорить он не успел. Впереди, вывернувшись из-за раскидистого дерева, будто разом выросли два человека. В сумерках лица их различить было трудно.

– Фу ты, чёрт! – вскрикнул Гремыкин и рукой вперёд ткнул. – Гляньте-ка! Не Спиридоныч заявился? И Жучок с ним!

– Точно, – подхватила и Дарья. – Большой и малый. Заявились, пропащие, а мы их ищем!

Но приближавшиеся разочаровали.

– Это лейтенант Дыбин, – узнал Донсков. – Ведёт кого-то. Может, и ваш.

– Товарищ капитан! – издали крикнул Дыбин.

– Идём, идём, – успокоил его Донсков. – Покойников-то не тревожь. А то подымутся от твоего крика.

– Товарищ капитан, – горячился лейтенант, не обращая внимания. – Вот свидетель. Он мне тут!..

– Тихо, тихо, – попытался остудить его Донсков. – Уймись.

– Да это ж наш Митька! – уставился на второго подошедшего Гремыкин. – Дурачок местный. Побирушка. Какой он свидетель? Он полоумный.

– Вы послушайте, товарищ капитан. – Дыбин нахмурился. – Он мне тут такое наплёл!

– Он наговорит, – Гремыкин махнул рукой. – Его только слушать…

Ужасный протяжный вой стоял в ушах…

У вас есть человек, которому врать не приходится? Хорошенький вопросик, да? Подумайте, покопайтесь в себе, я не тороплю. У меня есть. Мы с Валеркой познакомились, когда в Саратовский университет собрались. Я после школы, он из армии, отслужив. Где встретились, уже не помню, но понимать друг друга без слов научились, когда в деревню поехали арбузы собирать, чтобы добыть деньги на поезд. Тогда и драпали с танцплощадки от обозлённых аборигенов, решивших проучить нас за девчонок. А мы при чём, если те на городских, как на вешалки, липли? Можно было бы и поспорить, кто в драке горазд, но собралась целая кодла, а Валерка хотя и бывший десантник, но я в то время ещё начинающим был… Однако поняли друг друга враз. И теперь не приходится пыжиться, себя напрягать, слова подыскивать. Это хорошо, когда ты только рот открыл, а он уже догадался.

– Тебе не кажется, что с нами кто-то продолжает в идиотские шутки играть? – спросил я его.

Он сук покрепче схватил, я спиннинг нерасчехлённый, и мы бросились к кустам, но как ни быстренько мчались наши ноги, в проклятом кустарнике никого не оказалось. Впрочем, тень какая-то опять неподалёку в деревьях мелькнула, и шум или гул протяжный пошёл, хотя что не привидится в темени?.. Раздосадованные и злые, как черти, возвращались мы к огню.

– Ты знаешь, в любой неприятности, если захотеть, можно найти полезное, – попробовал успокоить меня Валерка, он известный дипломат, ему проблему на ноль свести, уговорить строптивого – раз плюнуть. – Это даже бодрит. Дрыхали бы мы сейчас с тобой, Данила, без задних ног, и ты бы про Краснопольского ничего не рассказал. Слушай, а почему они от своих фамилий отказываются?

– Не знаю, – мне в себя прийти время требуется, я не холерик по натуре. Скорее флегматик, хотя, если глубоко покопаться… – Мне это в голову не приходило. Я думаю, у них специальная процедура – уходить из мира светского. Они не только от фамилии, от себя прежнего, от всех своих привычек отказываются, меняют так сказать, полностью свой модус вивенди.

– Ты прав. Это точно, – подхватил Валерка. – Я вот когда в армию пошёл, каким был?..

– Обязуются всю свою дальнейшую жизнь посвятить только Ему. Богу.

– Это молиться, что ли?

– Проповедовать его веру, ну и, конечно, прославлять Самого. Чего уж там о фамилии жалеть.

– Ты подумай только! От всего отказаться. А от женщин? Я б от Таськи своей не смог.

– Валер, ты не перехлёстывай. У них же разные церковнослужители бывают. Чёрным монахам нельзя касаться женского тела, а белым не воспрещается. Единственное правило соблюдать нужно – жениться один раз и навеки. Вон, Митрофан, например, неженатым к нам приехал. Лишь мать рядом была и после никуда от его могилы не уехала, здесь и умерла.

– Трудно. А вдруг я Тайку свою разлюблю? Нет. Мне дорога в церковь заказана.

– Да что ты на себя всё примеряешь?

– Подумать только! Ни служить в армии, ни прыгать с самолёта, ни подраться. Таська и та одна на всю жизнь! Нет. Я не готов. Слаб. Сильным человек должен быть, чтобы на такое решиться.