В абсолютной тишине – оба избегали переговоров, не зная пока, насколько прослушивается эта квартира, – Артем установил аппаратуру. Кис следил за ним с восхищением: Артем действовал уверенно, четко. А Алексей уважал профессионалов. Они всегда работают красиво.

Количество микрофонов, обнаруженных Артемом, удивило обоих: они были понатыканы практически везде! В гостиной, в спальне, в кухне, в ванной. В дверных притолоках и в электрических розетках. Разве только в туалете не было.

Артем жестами позвал детектива в туалет. Закрыв дверь, спросил:

– Что с ними делать? Изъять?

– Пусть все останется на местах, – тихо ответил Кис. – Они не должны догадаться, что мы их вычислили.

…Выходило, однако, что Алексей их вычислил куда позже, чем они его: ясно, что все его предыдущие переговоры с Владом Филипповым были прослушаны. Нехорошо это. Придется впредь быть начеку. Не то он рискует последовать в скором времени за Левой, Женей и Вовой… Пока детектив никакой опасной информацией не располагает, что вполне было очевидно для тех, кто прослушивал квартиру Влада. Но также очевидно и то, что Кис решительно намерен ее добыть…

По словам Артема, приемник для микрофонов должен находиться недалеко, скорее всего, в этом же доме.

«В таком случае надо узнать адреса сотрудников Влада – мало ли…» – схватился было Кис, но вовремя услышал продолжение фразы Артема:

– Но вряд ли заказчик светится тут где-то поблизости сам. Скорее всего, подкупил кого-то из продвинутых пацанят, кто пишет к себе на компьютер и перегоняет файлы дальше, заказчику…

Искать «продвинутых пацанят» – это только время терять. Кис оставил эту затею на крайний, безвыходный случай.

Артем уехал. А детектив остался ждать прихода Влада: пока они возились, рабочий день подошел к концу. Влад должен был прибыть с минуты на минуту.

* * *

Артему показалось, что Люля беспокоилась в его отсутствие.

Верно, так оно и было: она почему-то доверяла только ему. Дениска, его племяш, был молодым балбесом, и она это чувствовала. И обрадовалась возвращению Артема: с ним она чувствовала себя защищенной.

Но виду не подала.

Во всяком случае, так она думала.

Люля приготовила на ужин тефтели в томатном соусе и позвала Артема и Дениску ужинать. Они ели с видимым аппетитом, ей это нравилось. Люди должны есть с аппетитом. Владька всегда ел с аппетитом…

После ужина предполагалось, что Дениска, посмотрев немножко телевизор, отправится спать: его вахта начиналась в девять утра. В связи с чем он вставал в восемь: пока душ да завтрак, там уже и девять. Пора сменять Артема.

В первые дни Дениска засиживался у телика до часу-двух ночи, а потом с трудом продирал глаза поутру. Дядя Артем быстро приструнил мальчишку: «Денис, ты на работе! И ни на секунду не должен забывать об этом!» Нехотя, но Дениска подчинился. И теперь самое позднее в полночь он отправлялся баиньки.

Артем ждал этого времени, как свидания. Люля засиживалась до поздней ночи, до трех, а то и до четырех утра, и у него имелось несколько часов с ней наедине. И в эти сладостные часы ему иногда выпадали разговоры с ней или обсуждение моделей. Артем ничего в этом не понимал, но видел, что Люле было интересно его мнение, его простецкая «правда-матка». И он заставлял себя вникать в ее вопросы и искать ответы на них. Это его напрягало: в делах искусства он не был силен, но в то же время радовало. Как бы там ни было, разговоры эти давали ему почву для общения с Люлей. И он, хоть и смущаясь (куда ты лезешь, дурак?), испытывал блаженство от того, что она спрашивала его мнение.

– В этом костюме есть пижонство, – говорил Артем, немного пугаясь собственных оценок. – Может, именно этого вы и добивались, Люля, но, по мне, так это лишнее…

– В нашем деле все лишнее, – отвечала Люля. – Нелишний минимум – это функциональность. То есть чтобы одежда выполняла различные функции, – старалась она объяснить Артему доходчиво. – К примеру, чтобы одежда грела или, напротив, охлаждала. И чтобы была удобной: карманы для того-сего или, скажем, резинка на талии, которая принимает нужный размер… Но высокая мода – это не функциональность, совсем нет! Это поэтический бред. Это полет фантазии, вопреки практичности. Это творчество, Артем, оно не может быть функциональным!

…Владька это умел чувствовать. С первого же ее эскиза, увиденного в кафе…

Артему казалось, что он ее объяснения понимал. Понимал в теории, а на практике все твердил, со всей честностью, к которой его неустанно призывала Люля, что такой и этакий костюм неудобен…

Люля смеялась. И говорила, что он неисправим.

Что ж, он неисправим. У него нет полета фантазии. Он функционален, Артем…

…А по ночам она часто плакала. И он каждый раз хотел войти, погладить, приласкать – успокоить. И не отваживался.

Но этой ночью она плакала особенно горько. И он слышал: «Владька, Владька!..» Она грезила о погибшем муже.

Артем не выдержал. Ну, просто было ее жалко – так она убивалась во сне…

Он тихо приоткрыл дверь ее спальни. Люля металась в простынях. Как раз в этот момент она засмеялась. Он знал, что не ему и не из-за него… Этот Владька, он был неодолим. Соперничать с ним было бессмысленно. Артем никогда не займет его место.

Но он жалел Люлю. Она звала в своих снах призрак, который никогда не придет к ней. Разве только она рехнется. Тогда, конечно, призраки явятся – по заказу, как блюда из меню в ресторане…

Но Артем не хотел, чтобы она сошла с ума.

Он вошел. Она все смеялась: беседовала со своим Владькой. Видать, шутник был большой, раз даже с того света ее смешил.

Смех перешел в плач – боже ж ты мой, сколько раз он уже это слышал. И сколько раз его сердце разрывалось от сострадания.

Он подошел к ее кровати. Посмотрел на часы и дал себе десять минут – ни минутой больше. Через десять минут он будет снова у окон и у дверей. Но пока у него есть десять минут…

Он прилег на край широкой кровати и обвил ее рукой. И, наклонившись прямо к ее уху, сказал:

– Не плачь, маленькая. Владьки твоего нет, я понимаю, это горе. Но я, я охраню тебя от всех бед. Верь мне, Люля…

Люля вдруг повернулась к нему и обхватила его руками. Артем не питал иллюзий: ей снится Владька…

Но принял ее объятия. Начал поглаживать по спине: удержаться не мог. Кажется, если бы она смогла поверить, что Владька, – он бы и то согласился… Умирал бы от ревности, да, но согласился бы.

А Люля вдруг прижалась к нему всем телом. Кто бы знал, какое сладостное мучение ему доставило это объятие. С желанной – чего врать-то себе? – желанной женщиной, да! Которая во сне принимала его за другого… За призрак…

Но Артем никогда бы, никогда не позволил себе развеять ее иллюзию. Она прижимается к нему, думая во сне о муже? Пусть. Лишь бы она не плакала.