Еще один пример обмена ролями можно увидеть в замечательном танце рождения в племени капанга в западной Кении (Mulindi-King, 1990). В Кении этот танец могут исполнять только уже рожавшие женщины – он предназначен для соплеменницы, у которой начались родовые схватки. Когда схватки начинаются, женщина кричит, и все другие женщины деревни, которые уже прошли путь рождения новой жизни, окружают ее жилище. Мужчины не могут танцевать этот танец. Женщины образуют круг и исполняют чрезвычайно ритмичный танец, сопровождаемый песней и ритмичными хлопками в ладоши. В отличие от других полиритмичных музыкальных композиций Африки это сочетание песни, танца, движения и хлопков образует простой, четкий рисунок с быстрым ритмом – рисунок, созданный для того, чтобы соединиться и погрузиться в ритм рождения жизни, так как танец длится до тех пор, пока ребенок не появится на свет. Слова песни, сопровождающей это действие, говорят о боли роженицы: «Мне больно, мне ужасно больно», – так как танцовщицы идентифицируют себя и меняются ролями с матерью. Этот обмен ролями также включает и дублирование, и отзеркаливание, поскольку танцовщицы психологически соединяются с болью протагониста.

Все это делается для поддержки рожающей женщины. Все действия в этом обряде – слова эмпатии, танец и хлопки – все выражает простой ритмический узор. Обряд длится до тех пор, пока мать не начнет дышать в этом ритме и при помощи местных повитух не родит ребенка. И наконец, в этой практике, как и во многих других целительных ритуалах, мы ощущаем огромные возможности групповой терапии, которая является неотъемлемым свойством психодраматического процесса.

Название галлюциногенного напитка, применяемого при целительстве видениями среди народов бассейна Амазонки, – айяхуаска. Это название пришло из языка индейского племени кечуа и обычно переводится как «лиана душ» (Schultes and Raffouf, 1992). Утверждается, что мощь этого ритуала такова, что душа покидает тело для того, чтобы непосредственно встретиться с миром духов (Trupp, 1981). Таким образом, символически приблизившись к грани смерти, пациент затем может вернуться к жизни с новым ее осознанием и пониманием.

Подобно этому исполняют свои целительные танцы представители племени кунг, одной из групп народности бушменов в Намибии и Ботсване. Кунг танцуют лечебные танцы всю ночь, находясь в глубоком трансе, при этом мужчины-целители исполняют танец, а женщины поддерживают их ритмическими хлопками и песней. На пике своего транса мужчины приходят в бессознательное состояние, в состояние «полусмерти» (Marshall, 1969). В их системе верования это понимается так, будто бы дух покидает их тело для того, чтобы вступить в схватку с духами болезни, и это может принести выздоровление другим членам сообщества. Посредством этого переживания на грани смерти целители могут получить знание и силу для помощи тем, кого они лечат.

Подобным образом в психодраме также возможно пережить и получить новое знание из опыта символической смерти (Blatner, 1988). В частности, умереть – значит отпустить, бросить то, к чему мы в жизни больше всего привязаны. Такая возможность испытать и прочувствовать полное воздействие этой потери в психодраматическом действии, а затем вернуться к жизни позволяет протагонисту по-новому оценить то, что раньше принималось как должное. Это может стать для протагониста бесценным опытом, который может вдохновить его жить более полной жизнью в настоящий момент.

В психодраме, как в традиционных целительных практиках, протагонист также может осуществить своего рода диалог со значимыми другими, уже покойными, при помощи вспомогательных «я», исполняющих их роли. Такой диалог может помочь протагонисту разрешить свои проблемы в связи с незаконченными делами с теми, кто уже умер. Через посредничество вспомогательных «я» умерший может символически дать совет и утешение живущему и может помочь протагонисту перейти к более благоприятным условиям решения этих проблем. Этот психодраматический опыт очень напоминает шаманскую практику контакта с душами умерших, в которой целители и пациенты могут «получить свой урок: так как мертвые знают все» (Eliade, 1974). Экспериментируя и извлекая уроки из своей символической смерти или из диалога со вспомогательными «я» для того, чтобы вступить в контакт и получить поддержку с теми людьми в жизни протагониста, которые уже скончались, протагонист получает еще одну уникальную возможность, которая доступна ему посредством психодраматического опыта. Психодрама открывает доступ к этим насыщенным приключениями шаманским практикам в контексте современной западной психотерапии.

Предсказание – это распространенный элемент многих традиционных целительных практик. Обычно предсказатель может случайным образом бросить такие предметы, как кости или раковины, и по конфигурации того, как они легли, прочесть будущее клиента. В этом отношении в психодраме, в технике предвидения будущего вместо того, чтобы полагаться на неизбежный и предопределенный рок, раскрытый через пророчество, протагонист может непосредственно испытать и взвесить сравнительную ценность каждого из альтернативных вариантов будущего и сделать это здесь и сейчас на психодраматической сессии 1988). В процессе действия протагонист может извлечь для себя урок из этого опыта и в результате стать более эффективным в настоящем, чтобы реализовать оптимальный вариант своей судьбы в будущем.

Таким образом, проект будущего основан на предсказании, но протагонист способен стать своим собственным предсказателем и обрести возможность выбирать свое будущее, а не сдаваться на волю судьбы без всякого управления ею.

Импровизированная музыка может усилить драматический и терапевтический эффект психодрамы. Это направление было разработано Я.Л. Морено в 1930-е годы (Moreno J.L., 1964) и впоследствии развивалось автором этой книги (Moreno J.J., 1980, 1985, 1991). В музыкальной психодраме такие техники музыкального разогрева, как образное представление под музыку и проективная музыкальная импровизация, есть не что иное, как музыкальные формы психодраматического введения в транс.

Я.Л. Морено (1964) сотрудничал с одним из создателей танце-двигательной терапии Мэрион Чэйс, которая ввела двигательную экспрессию как вариант психодрамы (Chace, 1945). После этого другие психодраматисты исследовали использование архетипических масок, привнося в психодраму еще одну размерность искусства (Bingham, 1970). Эти примеры показывают, что психодрама может быть полностью интегративной психотерапией, которая включает одновременно все виды искусств: музыку, изобразительное искусство, танец и драму.

У каждого человека есть свой предпочитаемый и наиболее естественный для него способ выражения, будь то слово, музыка, рисунок или физическое движение, и чаще всего этот способ состоит в комбинации этих элементов. Психодрама позволяет задействовать любую комбинацию этих форм выражения. Более того, психодрама – гибкий метод, постоянно эволюционирующий за счет творческих терапевтов. Это отражает заявление Я.Л. Морено (Moreno J.L., 1964) о том, что психодраматический процесс, как и любой творческий продукт, не должен быть заморожен в образе своей изначальной концепции. Напротив, он должен служить моделью для стимулирования дальнейшего творчества и развития.