Вот пример установки на то, что мессия ни в коем случае не Бог, но в полной мере человек, и что его приход есть результат растущего совершенства людей: «Сказал Стретинер: „Каждый еврей имеет в себе элемент мессии, который ему следует очищать и растить. Мессия придет, когда Израиль доведет себя до совершенства роста и чистоты внутри себя“»[108].

Надежда и ожидание ни в коей мере не выражаются в тихой мольбе к Богу. Они часто формулируются как требование, которое должно побудить Бога прислать мессию:

«Перед своей смертью Аптер сказал: „Бердичевер, прежде чем покинуть этот мир, заявлял, что как только попадет на небеса, сразу же потребует немедленной отправки на землю Мессии во исполнение обещаний относительно Искупления. Когда же он оказался в небесном жилище, ангелы предусмотрительно поместили его в зал величайших наслаждений, чтобы Бердичевер забыл о своем обещании. Я же торжественно обещаю, что когда достигну небесного жилища, не позволю отвлечь себя удовольствиями и буду требовать пришествия мессии“»[109].

Тот же дух вызова человека Богу виден из следующей истории.

«После Йом Киппура Бердичевер посетил портного и попросил его рассказать о его споре с Богом накануне. Портной сказал: „Я сказал Богу: ты желаешь, чтобы я покаялся в своих грехах, но я совершал только мелкие прегрешения: оставлял себе остатки ткани или ел нееврейскую пищу там, где работал, не вымыв рук. Но Ты, о Господь, совершил более тяжелые грехи: Ты отнял младенцев у матерей и матерей у младенцев. Давай будем квиты: Ты прости меня, а я прощу тебя“. Сказал Бердичевер: „Почему ты позволил Богу отделаться так легко? Ты мог заставить его даровать искупление всему Израилю“»[110].

Парадокс надежды

Рассматривая постбиблейское развитие мессианской концепции, мы видели отчаянные взрывы надежды, которые часто приводили к фатальной вере в ложных мессий. Даже один из величайших гуманистов среди мудрецов, рабби Акива, не преодолел искушения ложной надеждой. Даже после предательства Шаббтая Цви многие не могли поверить в то, что он был самозванцем.

Экономические, социальные и политические тяготы, которые евреи претерпевали на протяжении многих столетий, облегчают понимание их нетерпения и горячего желания увидеть приход мессии. Однако разочарования заставляли также более остро осознавать опасность поддаться надеждам и желаниям. Раввинская литература снова и снова предостерегает против любой попытки «заставить мессию». Мы встречаем повторяющиеся предостережения против попыток назначить определенную дату в результате различных вычислений. Так, рабби Йозе говорил: «Тот, кто пытается обозначить конец [т. е. предсказать приход мессии], не имеет никакого шанса избегнуть сильнейших выражений осуждения» (Мегилла 3a). Или: «Рабби Самуил бен Нахман сказал от имени Ионатана: „Да рассыплются кости тех, кто вычисляет конец [приход мессии], потому что они говорят, когда предсказанное время настает, а он не пришел, что он не придет никогда. Однако [даже тогда] ждите его, как было написано; хоть он и задерживается, ждите его“» (Санхедрин 97b).

Это высказывание ясно выражает талмудический взгляд: не следует «принуждать мессию», но следует ожидать его в любую минуту. Такая установка не предполагала ни безоглядного нетерпения, ни пассивного ожидания: это динамическая надежда.

Такая надежда, несомненно, парадоксальна. Она предполагает отношение, при котором визуализируется спасение, происходящее как раз в этот момент, однако одновременно имеет место готовность принять тот факт, что спасение может не наступить при жизни данного человека, а может быть, и при жизни многих будущих поколений. Принять такую парадоксальную надежду нелегко, как никогда не бывает легким принятие любого парадокса. Естественная тенденция заключается в разведении двух конфликтующих сторон парадокса. Надежда, не предполагающая ее немедленного осуществления здесь и сейчас, вырождается в пассивное ожидание, желанная цель отодвигается в далекое будущее и теряет силу. Такое вырождение надежды в пассивное ожидание может быть обнаружено во многих религиозных и политических движениях.

Второе пришествие Христа, на которое все еще надеются верующие христиане, для многих стало событием далекого будущего. То же самое произошло с представлением о приходе мессии в тех еврейских кругах, представители которых жили в относительном благополучии, касалось ли это Вавилонии или Германии начала XX века. Когда надежда теряет свою сиюминутность, возникает тенденция к ее отчуждению. Будущее трансформируется в богиню, которую я почитаю и которой подчиняюсь. Моя вера трансформируется в идолопоклонство. Этот феномен отчуждения надежды и превращения будущего в идола очень ясно показан на примере Дидро и Робеспьера. Вот пример из речи Робеспьера в якобинском клубе о войне с Австрией. Свою речь он закончил призывом:

«О будущее, сладкая и нежная надежда человечества, ты нам не чуждо, для тебя мы выдерживаем все удары тирании, твое счастье – цена нашей мучительной борьбы. Часто угнетаемые препятствиями, которые нас окружают, мы чувствуем потребность в твоем утешении. Тебе мы доверяем задачу завершить наш труд и судьбу всех еще не рожденных поколений людей! Да займут в твоей памяти мученики свободы то место, которое в нашем времени узурпировали самозванцы и аристократы. Пусть твоим первым порывом будет презрение к предателям и ненависть к тиранам, пусть твоим девизом станет защита, любовь, милосердие к несчастным и вечная война с угнетателями! Поспеши, о будущее, принести равенство, справедливость, счастье!»[111]

От почитания Робеспьером будущего к искаженной мысли Маркса, которую популяризировал Сталин, всего один шаг. Для Сталина «законы истории» были тем же, чем было будущее для Робеспьера и Дидро. Согласно сталинскому «марксизму», законы истории (в интерпретации Сталина) определяют правомерность и моральную ценность действий. Все меры, соответствующие законам истории, политически и морально оправданы, те, которые им не соответствуют, – «реакционны» и вредны. Маркс и Энгельс в середине XIX века, Ленин в 1917–1923 гг. верили, что «царство небесное» – великая мировая революция – близко[112].

То, что происходит в результате огромного разочарования, сходно и в религиозной, и в политической сферах. Когда ожидаемое спасение не приходит, надежда на то, что со временем оно придет, не отвергается открыто, но вытесняется мнением о том, что спасение в определенном смысле уже имело место. Этот переход сочетается с созданием организации, которая сама становится носительницей спасения. Развитие христианства привело к возникновению церкви как инструмента спасения. Те, кто присоединялся к ней, своей преданностью достигали индивидуального спасения, несмотря на то что второе пришествие Христа со временем окажет воздействие на все человечество. Когда оказалось, что ожидания Ленина беспочвенны, коммунистическая партия во главе со Сталиным стала заявлять, что предвидит великую революцию, и членство в партии обернулось заменой надежды, которая не осуществилась. Со временем партия оказалась вынуждена утверждать,