– На сколько ты летишь? – шепотом спросил он.

– На три дня. Не беспокойся, мы переедем, как договорились.

– Меня не это тревожит…

– А что тогда?

– Ты.

– Не волнуйся, я не сломаюсь. Смерть Эбби не имеет ничего общего с тем, что я пережила. К ней я была готова. И собираюсь исполнить данное ей обещание – не плакать и продолжать жить.

– Правда?

Я не ответила. Всю ночь я прижималась к нему. В какой-то момент сон сморил меня, и мне удалось поспать несколько часов. Когда я проснулась и на меня заново обрушилось понимание того, что я потеряла Эбби, дыхание на миг перехватило. Я взяла себя в руки, попыталась справиться с горем. Нужно было все организовать, подготовить трехдневное отсутствие и успокоить Оливье, на лице которого застыла маска тревоги, за ночь ставшая еще более заметной. Пока мы завтракали, он не отрывал от меня глаз.

– Когда ты летишь?

– В семь вечера.

– Постараюсь проводить тебя.

– Не отменяй из-за этого пациентов.

– Но я хочу тебя проводить, так что не отговаривай.

Полчаса спустя он попрощался со мной на пороге “Счастливых”. Я открыла кафе и вместо обычной болтовни с утренними клиентами сразу занялась делами. Привела бар в порядок, проверила, есть ли все необходимое у Феликса, и только потом позвонила Джудит. Ее голос был не таким подавленным, как накануне. Эдвард сообщил ей о моем приезде, и я поняла, что она испытала облегчение. А потом Джудит без предупреждения передала телефон Джеку.

– Моя маленькая француженка, как ты там?

– Да какая разница, этот вопрос лучше задать тебе.

– Все нормально, мы прожили хорошую жизнь. Мне поручено кое-что сказать тебе… Но ты и так все знаешь.

– Да. – Я шмыгнула носом.

– Меня тронуло твое решение прилететь. Но вот увидишь – это утолит твою печаль.

– До завтра, Джек.

Я опустила голову, тяжело вздохнула и повесила трубку.

– Это что значит: до завтра, Джек?

Я вздрогнула от вопроса Феликса.

– Я лечу сегодня вечером, Эбби умерла.

Я отвернулась и налила себе кофе.

– Ты не можешь! Не можешь лететь на похороны в Ирландию.

Он взял меня за плечи и заставил посмотреть ему в глаза.

– Что мне помешает?!

– Да всё, блин, всё! Ты этого не выдержишь! Черт побери! У тебя наконец-то все сложилось, в твоей жизни есть Оливье, “Счастливые люди”, ты перевернула страницу. Забудь Ирландию и ее обитателей!

– Не требуй от меня невозможного! К тому же не из-за чего поднимать шум: я лечу на три дня и вернусь к нашему переезду.

– В каком состоянии?

– Да надоело мне, что все меня опекают. Ты, Оливье… Хватит! Почему вы думаете, что я свалюсь при первом испытании?! Я уже не та, я взяла жизнь в свои руки, у меня все хорошо, и я знаю, чего хочу. Я слушаю свое сердце, и оно мне подсказывает, что я должна попрощаться с Эбби и быть в этот день с теми, кого люблю.

– А мальчишка, он тоже среди тех, кого ты любишь?

Его атака заставила меня отступить на шаг и забормотать:

– Я не знаю… Деклан – это…

– Сын Эдварда! Вот он кто!

Я уставилась в пол. Феликс схватил меня, прижал к груди.

– Ты меня достала, Диана. Опять невесть что сотворишь со своей жизнью, а я потом распутывай твои художества.

– Нечего будет распутывать.

– Прекрати косить под дурочку, тебе это не идет.

Время понеслось как сумасшедшее. Только я успела пообедать, как пора было собирать вещи. Феликс согласился в ближайшие три дня взять кафе на себя. Оливье, как и обещал, заехал за мной в “Счастливых”, чтобы проводить в аэропорт. В качестве прощания Феликс ограничился двумя звучными поцелуями и выразительным взглядом, сигнализирующим “будь осторожна”. Я вышла, сделала три шага, держа Оливье за руку, и обернулась, чтобы запечатлеть в памяти свое литературное кафе. Пробежалась глазами по витрине, вывеске… Я снова отдалялась от своего прибежища… ради них, ради Ирландии…

Наша поездка в аэропорт прошла в молчании, Оливье притянул меня к себе, целовал волосы и гладил руки. В его печали была моя вина, и мне это не нравилось. Неужели эгоизм становится моей второй натурой? Я приняла это решение, не подумав о нем, о том, какую боль оно ему причинит, мне даже в голову не пришло поинтересоваться его мнением.

Я зарегистрировалась, и мы вышли на улицу. Я курила последнюю перед посадкой сигарету. И тут зазвонил телефон.

– Да, Эдвард.

Оливье чуть теснее прижал меня к себе.

– Я выезжаю. Твой рейс, случайно, не отложили?

– Только что объявили вылет по расписанию.

– Буду ждать тебя сразу за таможней.

– Отлично, постараюсь выйти среди первых.

– До скорого.

Он отключился так быстро, что я даже не успела ответить. Я повернулась к Оливье – он не отрывал от меня глаз, в которых читалось беспокойство.

– Ты обижаешься на меня? – спросила я.

– Естественно, нет… На самом деле они почти твоя семья… Я только жалею, что ты закрываешь передо мной эту дверь и я не могу заботиться о тебе так, как хотел бы. Вот и все.

Я взяла его ладони в свои.

– Я вернусь и буду с тобой. Не беспокойся.

– Ты по-прежнему хочешь переезжать в ближайшие выходные?

– Да!

Он обнял меня и громко выдохнул мне в шею:

– Тебе пора.

Оливье проводил меня до последнего барьера, за который пускали только пассажиров.

– Не жди, пока объявят посадку, возвращайся домой, договорились? И пожалуйста, не ломай свой график, чтобы встретить меня.

Он кивнул и прижался ко мне губами. Я почувствовала в этом поцелуе всю его любовь, всю ласку, всю нежность. Я вернула ему поцелуй, надеясь, что мой будет таким же любящим и нежным. Не знаю, насколько убедительно это у меня получилось.

Я отстегнула ремень едва ли не первой, стоило самолету затормозить на поле. Первой покинула его. И была единственной, кто звучно завопил “Черт!”, увидев, что до выхода придется пересечь весь аэропорт. Мой чемодан на колесиках временами взлетал, так быстро я бежала. Издаваемый им грохот привлекал внимание пассажиров, которые спешили посторониться. Я отказывалась признать причину, вынуждавшую меня так мчаться. Наконец открылись двери в зал прилета; Эдвард ждал, прислонившись к стене, с погасшей сигаретой в зубах. Я на мгновение застыла, он выпрямился и направился ко мне. Я продолжила механически переставлять ноги, заставляя сердце молчать. Мы подошли друг к другу, наши глаза встретились.