«…Апрель …надцатое число, тридцать шестой год.

Мне становится хуже, пятна на лице превращаются в язвы. Болезнь прогрессирует, так говорит Валерьян. С трудом и за немалые деньги купленное хаульмугровое масло не помогает. Скоро мой и без того маленький нос совсем провалится. Но я выдержу все. Главное — быть рядом с любимым. Видит бог, этот мелкий, ничтожный человек не заслуживает моей любви. Жаль, что поздно поняла это…»

Пока Ефросинья писала, тихо подошел Валериан. Он со вздохом опустился перед женщиной на пол:

— Разреши, посмотрю твои ноги…

Ефросинья отложила дневник. Она давно привыкла к ежедневным осмотрам, поэтому, не вставая, с готовностью развернулась на стуле и задрала юбку до колен.

Некрасивые язвы все еще покрывали переднюю поверхность ног Ефросиньи, и это продолжало огорчать Валериана.

— Почему лекарство не действует? — доктор проявлял недовольство.

— Не стоит переживать, — сочувственно проговорила Ефросинья. — Ты не можешь остановить болезнь, да и не нужно это.

Но Валериан и не думал с ней соглашаться:

— Я уверен, что болезнь отступит.

— Мне это безразлично, — женщина равнодушно махнула рукой. — Скоро я получу то, к чему стремилась, и успокоюсь.

Однако доктор, невзирая на протест Ефросиньи, продолжил осмотр. Он отправил ее за ширму и заставил раздеться. Тонкая матерчатая рубашка почти не скрывала наготы, и через ткань просвечивалось то, что должно быть скрыто. Но Ефросинья нисколько не смутилась. Доктор не в первый раз проводил процедуру и давно знал все, что касалось ее тела.

Валериан внимательно осмотрел каждый участок кожи, нежно размотав пропитавшиеся желтоватой слизью бинты. От его внимательного взора не ускользнуло, где образовались новые пятна, а где углубились старые.

— Ну-с, теперь перевязка. Еще немного потерпи.

Процедура отняла не больше времени, чем обычно:

Валериан умело и осторожно, стремясь не причинить страданий, перевязал Ефросинье ноги, кисти рук, наложил бинты на открытые участки, аккуратно обработал мелкие язвочки на лице.

— Я похожа на мумию, но мне значительно легче, — печально пошутила женщина. — Не представляю, как бы без тебя обходилась.

Тот улыбнулся в ответ.

— Отрадно знать, что я тебе все-таки нужен.

Ефросинья снова облачилась в платье, Валериан помог застегнуть пуговицы на спине. Теперь это ношенное одеяние казалось Ефросинье инородным, мертвым куском савана, словно прежде кожу скинули, а теперь вновь натянули на кости.

Но Ефросинья быстро прогнала дурные мысли прочь.

— Едем! — Воскликнула она, показывая прежний властный характер.

— Что на сей раз?

Ефросинья направилась к выходу, быстро набрасывая на плечи темный суконный плащ.

— Сегодня или никогда!

* * *

Анна ворвалась в квартиру Вересовых с единственной целью — уничтожить Лизу. Она загодя составила хитроумный план, который по ее мнению должен был вывести сестру «на чистую воду». И что за беда — родственные узы? Если Лиза совершила такое, от чего у Анны навсегда пропала к ней жалость?

Анна бесцеремонно отпихнула стоявшую в дверях Любашу и, не раздеваясь, прошмыгнула в комнаты. В детской она остановилась, обнаружив на ковре играющую с детьми Лизу.

— Пойдем, нам нужно поговорить!

Анна схватила Лизу за руку, заставив подняться, и потащила ее смежными комнатами в спальню.

Лиза лишь молча следовала за сестрой.

Наконец Анна решила излить ярость, толкнув сестру на кровать:

— Я думала, между нами нет секретов!

— Что с тобой, дорогая?

— Ты мне больше не сестра! — Аннушка прекратила метаться по комнате и вплотную подошла к Лизе. — Ты хуже врага!

— Да что могло случиться, Аннушка? — Лиза всерьез испугалась.

— Не называй меня так! — Анна продолжала шипеть. — Не смей произносить мое имя! И тебе я полностью доверилась, зачем?

Она в отчаянии присела рядом с Лизой и сникла. Глаза ее наполнились слезами, а гнев как ветром сдуло.

Лиза придвинулась к сестре, желая ее обнять, но та, ощетинившись, вскочила и направилась к выходу из комнаты.

— Нет, милая, ты никуда не пойдешь, пока не объяснишься, — Лиза преградила ей путь. — Скажи, что стряслось?

Лиза вела себя так уверенно и спокойно, что Анна вдруг усомнилась в том, правильно ли она поступает, решив разорвать отношения. Сестра смотрела на Анну с сочувствием, и это сбивало с толку. Неужели она ни о чем не догадывается? А если догадывается, почему продолжает играть?

Анна поняла, что пора объясниться:

— А ты не понимаешь? Не знаешь? Довольно притворяться!

— Я перед тобой чиста, — Лиза словно надела маску. Ее глаза, до этого живые и чистые, заледенели, словно между ними воздвигли снежную стену.

Разве это хотела Анна услышать? Разве не мечтала она, как насладится слезами Лизы, ее мольбами, уговорами? Как гордо разоблачит предательницу и заставит ее во всем признаться мужу?

— Лиза, я знаю все! — выкрикнула Анна с вызовом.

— Что это — все? Не понимаю, — Лиза пожала плечами.

— Я знаю все о тебе и Дмитрии Петровиче.

Не ожидая подобных слов, Лиза на время онемела. Однако, совладав с чувствами, попыталась возразить. Но вместо этого на ее лице отразилась неубедительная гримаса.

Анна истолковала молчание Лизы по-своему:

— Значит, я права! — Она принялась громко рыдать. — Я тебе доверяла, тебе одной, никому больше. Ты была для меня святой… А кем была я для тебя? Глупой, несмышленой куклой?

— Между мной и Дмитрием Петровичем никогда ничего не было, — Лиза казалась искренней, но Анна знала, что ее нельзя слушать.

— Ничего не было? Я должна в это поверить? А я ожидала, что ты откроешь мне душу… Ведь ты страдаешь…

— Это не имеет значения, — тускло откликнулась Лиза.

— Но ведь ты была с ним? До чего ты еще опустилась, сестра?

Лизе нечего было ответить. Обманывать дальше она не хотела, а правду сказать не могла. Если сейчас излить Анне душу, можно легко обрести врага в ее лице. А этого допускать нельзя.

— Аннушка, я прошу тебя… Не спрашивай меня ни о чем…. Ради нашей дружбы!

— Я не верю больше в эту дружбу, сударыня. Вы осквернили ее. Прощайте!

Лиза бросилась за сестрой, но та внезапно остановилась, протянула ей листок бумаги.

— Читайте вслух, чтобы все узнали о вас правду. Надеюсь, после вы перестанете изображать несчастную жертву, мадам Вересова.