– Ага, вот она!

Разгибаясь, он больно ударился головой о какую-то железяку и выругался.

– Осторожнее, – посочувствовал мичман.

Но Алексей уже держал в руке бутылку и пластиковый стаканчик:

– Будешь?

– Это что? – уточнил для порядка хозяин каюты и, не дожидаясь ответа, присел, чтобы уступить Алексею край койки. – Давай!

– Ром. Кубинский. Самый настоящий.

Мужчины выпили по очереди, не чокаясь. Немного помолчали, прислушиваясь к ощущениям внутри себя.

– Хорошая штука, – похвалил мичман. – Никогда не пробовал.

– Семилетняя выдержка, – подчеркнул Алексей. – Еще будешь?

Но собеседник с явным сожалением вернул стаканчик:

– Нет, братан, спасибо. И так уже по мозгам шибануло. Боюсь, развезет с непривычки. Вообще-то у нас в экипаже сухой закон…

– Это понятно, – Алексей не стал лезть со своим уставом в чужой монастырь.

– Тогда потом. После ужина.

– Не получится. После ужина мне на вахту.

– Ну, в другой раз. Эх, сейчас бы еще закурить!

– На лодке не положено. Только в надводном положении.

Внезапно мичман всерьез испугался, что гость не послушается и нарушит запрет.

– Нет, правда, нельзя! Кислорода мало.

Он даже начал что-то объяснять про сигнализацию, установленную в отсеках, но Алексей отреагировал вполне благоразумно:

– Да ладно, я понимаю. Придется потерпеть.

Мужчины еще немного поговорили о пустяках, потом Алексей убрал бутылку в рундук, пожелал собеседнику приятных сновидений и встал, чтобы выйти. А в следующую секунду от удара о металлический край переборки у него посыпались искры из глаз:

– Ох, черт… твою мать!

По сравнению с этой подводной лодкой относительная теснота кают и кубриков на старушке «Альтоне» показалась бы теперь Алексею почти королевской, непозволительной роскошью.

Да уж, «Альтона»… С тех пор как стали известны точное место и обстоятельства ее затопления, Иван Иванович не дал ни минуты покоя ни себе, ни бывшим легионерам. Несколько суток потребовалось на подготовку маршрута и решение разных организационных вопросов. Еще столько же дней и ночей он, Тайсон и Алексей окружными путями добирались от солнечного кубинского побережья до неприметной точки на карте Мирового океана, в которой их уже поджидала мокрая палуба российской подводной лодки.

Теперь цель была совсем близко. Рядом. Рукой подать…

Оказывается, старенький сухогруз так и не прошел в последний раз Панамским каналом. Когда его хозяевам стало известно, что операция на Кубе закончилась полным провалом, а вывозить из Гаваны уже никого не придется, «Альтону» быстро и профессионально отправили на дно морское.

Разумеется, не случайно произошло это в спорных территориальных водах, почти посередине залива Фонсека. По официальной версии, во время обычного для здешних широт урагана заклепки насквозь проржавевшего корпуса просто-напросто не выдержали удара очередной волны. Сначала возникла небольшая течь. Потом щели в обшивке начали увеличиваться, и команда «Альтоны» после долгой, но безуспешной борьбы за живучесть судна подала сигнал «SOS». В конце концов люди все же покинули терпящий бедствие сухогруз на спасательных средствах – плотах и вельботах.

Обстоятельства гибели «Альтоны» не вызывали подозрений даже у придирчивых представителей международной страховой компании. Судно было уж очень преклонного возраста, шло в балласте, то есть без драгоценного груза. К тому же никто из членов экипажа не пострадал, все благополучно высадились на берег… Таким образом, сумма страховой выплаты в конце концов оказалась настолько незначительной, что ради нее даже не стоило посылать детективов компании куда-то на край света и проводить серьезное расследование.

Алексей уже много раз любовался изображениями «Альтоны», полученными со спутника-шпиона: мертвая, черная рыбина лежит на грунте, у самого края не обозначенной в лоциях каменной отмели. Конечно, соленая толща воды не позволяла разглядеть подробности, но даже увиденного оказалось вполне достаточно, чтобы уверенно опознать в затонувшем судне знакомые очертания старенького сухогруза.

– Повезло вам, ребята, – сказал капитан второго ранга Креусов, впервые взяв в руки снимки из космоса.

– Да, конечно. Отличные фотографии, – согласился Иван Иванович.

Но командир лодки, оказывается, имел в виду совсем другое:

– Посмотрите. Здесь же на милю и вправо, и влево такие глубины, что без тяжелых водолазов и специального снаряжения делать нечего. Как я понимаю, топили-то судно с таким расчетом, чтобы никто до него не добрался?

– Правильно понимаете.

– Значит, можно считать, повезло, – подтвердил худощавый, жилистый офицер, возглавлявший команду подводных пловцов.

Некоторое время присутствующие молча разглядывали секретные фотоснимки и не менее секретную карту с данными последних промеров.

– А на нашем месте… ну, сколько метров примерно? – несмотря на внушающие уважение полномочия, Иван Иванович чувствовал себя в окружении военно-морских волков, пусть даже младших по званию, всего-навсего сухопутным полковником.

– Нормально. Справимся, – заверил Креусов.

– Попробуем, – выдержав паузу, кивнул офицер…

* * *

В голосе Алексея прозвучало почти нескрываемое раздражение:

– Ну, и чему ты радуешься?

Вид у Тайсона действительно был немного усталый, но очень довольный:

– Все-таки достали… получилось.

Алексей в сердцах выплюнул спичку, которую жевал последние несколько минут:

– Знаешь, на кого ты сейчас похож?

Тайсон молча пожал могучими, влажными от пота плечами.

– На сторожевую собаку, которая сдуру когда-то выскочила из ошейника! – Алексей понимал, что слова говорит обидные, но остановиться уже не мог. – Бегала-бегала, бедная, на свободе и наконец-то снова нашла себе хозяина. Вот счастье, верно?

– Ты чего? – удивился Тайсон. – Выпил, что ли?

– Допустим. Но не в этом же дело…

– А в чем тогда? – Тайсон закончил растирать сухим полотенцем голый торс и занялся ногами.

– Мы о чем с тобой мечтали? О чем думали, когда с этим чертовым чемоданом половину Африки проползли на карачках? Когда в океане блевали? Когда… ладно! За что народу положили такую кучу? Зачем, ты мне скажи?

Так и не дождавшись ответа, Алексей продолжил сам:

– О свободе мечтали! О больших деньгах. Так ведь?

– Носки передай… ага, спасибо.

Тайсон больше не улыбался, но занятый собственным монологом Алексей еще не заметил перемены в его настроении: