— Вот… заехал, так сказать, в гости… — скованно проговорил Леонид, натянуто улыбаясь и судорожно пытаясь сообразить, отчего при его появлении дверь не распахнулась настежь, а открылась всего лишь на треть. — Представляете, приехал домой — Настюшки нет, а в дверях какой-то новый замок. Вот я и решил — к вам. Не выгоните?

Выдавливая из себя улыбку, Тополь старался выглядеть естественным, но странное поведение тёщи его озадачивало всё больше и больше. Сказать, чтобы Марина Дмитриевна была женщиной нетактичной, он не мог, но воспитанный человек не стал бы держать гостя столь долгое время в дверях, а как минимум предложил бы ему войти в дом.

Не удостаивая зятя ответом, Марина Дмитриевна оценивающе смотрела на худую загорелую фигуру Леонида и молчала, а тот, переминаясь с ноги на ногу, никак не мог взять в толк, что происходит.

Высокая, статная, с зеленовато-сероватыми глазами, Марина Дмитриевна Гришина была по-настоящему красивой женщиной, и в свои сорок пять выглядела почти безукоризненно. Рядом с щуплым Тополем она казалась особенно яркой и выразительной, и под её холодным, спокойным взглядом Леониду с каждой секундой становилось всё более не по себе.

— Марина Дмитриевна, что-то не так? — оглянувшись, будто ища причину неудовольствия тёщи у себя за спиной, Тополь растерянно улыбнулся. — Может, я не вовремя? Может, у вас гости? Так вы скажите… — неожиданно Леонид почувствовал, как, сворачиваясь в узел, тяжело шевельнулся его желудок и по всему телу пробежала волна дурного предчувствия. — У вас что-то случилось? Почему вы не приглашаете меня войти в дом?

— Потому что не считаю нужным.

— Как мне вас понимать? — став непослушно тяжёлым, язык Леонида буквально прилип к пересохшему нёбу.

— Понимайте как хотите, меня это нисколько не интересует, — голос Марины Дмитриевны был абсолютно спокоен, и от этого ледяного спокойствия по спине Тополя побежали маленькие торопливые мурашки.

Не зная, что ответить, Леонид словно прирос к полу и, глядя во все глаза на странную женщину, обращавшуюся с ним до крайности бесцеремонно, приоткрыл рот.

— По какой причине вы разговариваете со мной подобным образом? — сдавленно произнёс он. — Если бы я мог предполагать, что мне будет оказан подобный приём, моей ноги не было бы в вашем доме!

— Так в чём же дело? Теперь вы об этом знаете, — пожала она плечами. — Берите чемодан в руку и начинайте исправлять свою ошибку. Вас никто не держит. Выход там.

— Да что за чёрт, в конце-то концов! — внезапно к лицу Леонида прилила краска. — Вы можете мне объяснить, что происходит?! Что за комедию вы тут разыгрываете?! Я устал, я хочу есть…

— Простите, Леонид Семёнович, но ваши физиологические нужды нас с Анастасией больше не интересуют.

— Почему вы говорите от лица моей жены?! — возмутился Тополь. — Учтите, когда Настя вернётся домой, я вынужден буду рассказать ей обо всём произошедшем, и я уверен…

— Не стоит так нервничать, Леонид Семёнович, — красивые губы Гришиной тронула едва заметная улыбка. — Во-первых, Настя прекрасно знает о нашем сегодняшнем разговоре…

— Откуда? — сверкнул глазами Тополь и тут же краем глаза увидел, как в прихожей мелькнула чья-то тень. — Она здесь? Она у вас?

— А во-вторых, — не обращая на реплики зятя никакого внимания, продолжила Марина Дмитриевна, — моя дочь больше не вернётся в ваш дом никогда.

— Как это?

— Очень просто. Две недели назад она подала документы на развод.

— На какой ещё развод?! — побагровел Тополь. — Где моя жена?! Я хочу её видеть! Я имею на это право!

— На что вы имеете право, а на что — нет, разберётся суд, — бесстрастно ответила Гришина. — Моя дочь не желает вас больше видеть. Вы ей противны.

— Пусть она скажет мне это в лицо! — взвился Тополь.

— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда, — бледная, с расширенными от волнения зрачками, Настя возникла из-за спины матери совершенно неожиданно. — Вот твои ключи. Верхний замок заедает, я поставила другой. Забирай их и уходи, чтобы мои глаза тебя больше не видели.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь? — жёстко проговорил Тополь. — А что будет, если ты потом спохватишься, но будет поздно? Я не из тех мужчин, кого можно вернуть слезами и уговорами. Если я отрезаю, то делаю это один раз и навсегда.

— Тебя никто не собирается возвращать. У меня было достаточно времени на раздумья. Живи как знаешь, Лёня, — бесцветно проговорила Настя. — Между нами всё кончено.

— Но почему? Почему?! — возглас Тополя ударился о каменные пролёты лестницы и разлетелся по ней гулким эхом.

— Потому что я тебя больше не люблю.

— И куда же делась… твоя любовь?

— Ты умеешь любить только одного себя. Я устала отдавать, не получая ничего взамен. Уходи, — тихо уронила Настя, и дверь перед носом Тополя медленно закрылась.

Криво усмехнувшись, Леонид сжал в руке связку ключей и почувствовал, как острые зубчики врезаются ему в кожу. Сочувственно прислушиваясь к жалобным стенаниям своего голодного желудка, Тополь со злостью уставился на дверь. Эта ничтожная пустышка Настя, прячущаяся за спину своей мамочки, оказалась ничуть не лучше всех остальных. Так и не поняв и не оценив его души, она совершила великую глупость, самую большую глупость в своей жизни, о которой она ещё пожалеет, и не раз.

* * *

«Бравый лоцман» был не самым роскошным заведением в Москве, но как-то так сложилось, что ещё со времён студенчества Леонид и Александр привыкли время от времени захаживать сюда, выпивать по кружечке ароматного пива, закусывать его фирменными чесночными сухариками и делиться друг с другом наболевшим.

За два десятка лет своего существования «Бравый лоцман» изменился мало. Несколько раз он переименовывался, становясь то «Бочкой», то «Чёрной каракатицей», то чем-то там ещё, но, кроме новой вывески в старой уютной кафешке не изменялось почти ничего. Как и двадцать лет назад, в полутёмном зальчике с низкими сводами стояли небольшие квадратные столики с фонариками-бра, накрепко прикрученными к стенам. Сами стены были выложены грубым серым кирпичом, но не настоящим, а бутафорским. Выступая над поверхностью на несколько сантиметров, кирпичики создавали эффект незаконченной отделки помещения, резко контрастирующей с морёной под дуб мебелью.

Почему кафе носило экзотическое морское название, было неясно. Ни одна деталь интерьера не напоминала посетителям ни о море, ни о какой-либо воде вообще, разве что громоздкий аквариум у дальней стены со множеством пёстрых рыбок да коротенькие бело-голубые фартучки молоденьких девушек-официанток, обслуживающих посетителей в зале.

Народу в «Лоцмане» обычно собиралось немного — неказистая вывеска над входом не способствовала увеличению потока клиентов, — но по какой-то неизвестной причине руководство не спешило изменять имидж заведения. Радушно встречая своих завсегдатаев, кафе не предпринимало никаких, по крайней мере видимых, усилий для того, чтобы дневная выручка существенно увеличилась.