— Допустил ошибку, — комментирует Изящная Бинтсейф. — Ему следовало подождать и удостовериться, что вы действительно сели в гондолу.

— Даже враги порой ошибаются, — говорит Тень. — И было бы здорово, если бы они ошибались сильнее, чем мы. Но самое лучшее место для наблюдения за очередью — сама очередь. Нарушив ее, как это затем сделали мы, наводчик мог привлечь к себе внимание. — Сейчас Олафсдоттр использует галактический. — Возможно, он знал Падаборна в лицо, а потому опасался, что тот узнает его.

— Полагаю, наблюдатель действительно ждал, — произносит Изящная Бинтсейф. — Только уже в Риеттицентре. Он и был смертником.

Бан Бриджит поправляет рыжие волосы.

— Тогда он вполне мог бы устроить взрыв прямо в небесном порту. Чего тянуть, когда цель стоит рядом? Наличие невинных жертв его определенно не пугало.

Она немного подумала и пробормотала:

— «По плодам их узнаете их»[15].

Олафсдоттр разводит руками.

— Ошуа просчитывал все со всех мыслимых углов и никогда не ошибался. Но одно меня сильно тревожит.

— Хочешь сказать, — говорит Мéарана, — тебя пугает что-то кроме неудавшегося покушения?

— О-о, бо-ояться бы сто-оило-о, если бы о-оно-о удало-ось.

Бан Бриджит складывает пальцы в пирамидку под подбородком.

— Почерк.

Остальные присутствующие в комнате профессионалы кивают.

— Тени, когда передают свое послание, обычно действуют более изящно, — произносит конфедератка. — Такие взрывы чужды нашему чувству прекрасного. Мои коллеги склонны к минимализму.

— Согласна, — отвечает бан Бриджит. — Без повода шумиху не поднимают. А стало быть…

— …послание предназначалось кому-то другому.

Мéарана недоверчиво косится:

— Хотите сказать, их гондолу случайно выбрали в качестве цели?

— О-о, — качает головой Олафсдоттр, — на свете не бывает случайностей. Есть только судьба. Знаешь же поговорку: «Убить двух зайцев одним выстрелом»? Мы с Донованом были первым из них. Наша гибель должна была вспугнуть второго.

— И кем же был этот второй зайчик? — спрашивает бан Бриджит.

Олафсдоттр разводит руками еще шире.

— Может, суосвай; скажем, ему оставили предупреждение насчет того, что надо быть осторожнее, когда выбираешь одну из сторон. Или Триумвират, которому решили показать, что их секреты раскрыты. Ошуа не так глуп, чтобы не понять намека. Иные говорят, что средь всех нас нет никого его умнее. И он решил присоединиться в пути ко мне и нашему гостю поневоле.

Конфедерация называет свои трубы Красникова в честь рек, находя аналогию с водными потоками более подходящей. Покинув Генриетту, Ошуа проследовал вдоль Звонкой Галис до Нового Анатолия, а оттуда по Меконгу мимо Святого Кхамбонга до впадения в Великий Ганг, гарантировавший спокойное путешествие до Ашбанала.

На этой планете их дожидался Манлий Метатакс, перешедший на сторону восстания, чтобы расквитаться за старые обиды. Очень разные причины заставляли людей влиться в наши ряды. Да, арфистка, именно так, и мотивы Манлия оказались старее, чем мир: ревность к женщине. Келли Стейплофе была его коллегой — «сестрой», если использовать правила Абаттойра, — а потому любовная связь им была запрещена. И все же за то время, что они провели на совместных заданиях, Келли и Манлий сблизились, и тогда, чтобы разлучить их, верховная Тень подослал к ним Эпри Гандзиньшау, второго из лучших своих учеников. Тот решил действовать по старинке и влюбил Келли в себя. Манлий мог бы смириться с ее похищением, заточением в тюрьму или даже убийством, но никак не с кражей ее сердца, тем более учеником верховной Тени.

Доновану на корабле Ошуа предоставили полную свободу, если в такой ситуации вообще уместно говорить о свободе. Это было огромное, просторное судно. Находясь в объятиях планеты, оно скорее напоминало замок, нежели что-то пригодное для полета. Там были залы для тренировок, дзадзена[16], пыток, отдыха, приема пищи. Имелись в наличии даже такие места, где Донован мог насладиться иллюзией уединения. Но он был не столь глуп, чтобы поверить в то, что за каждым его шагом не следят, что сказанные им слова остаются неуслышанными или что никто не отмечает того, каким развлечениям он предается или какие книги читает. Судно контрабандиста переделывалось на скорую руку, а потому там у человека со шрамами оставалось хоть какое-то личное пространство. «Черный конь» же являлся личным кораблем Ошуа, и все происходившее на борту всецело подчинялось его воле.

Экипаж состоял из восьми Сорок, несших по старинной морской схеме посменные дежурства. Они были одеты в черные обтягивающие трико — шэньмэты, — оставляющие открытыми только лица. Спустя сутки ползания прочь от Генриетты Донован окончательно убедился, что в поле его зрения всегда попадает как минимум один из них. И от этого ему стало неуютно, потому что, по древней терранской примете, если видишь на своем окне сороку — это к смерти.

Во время путешествия Ошуа старался ускорить возвращение к Доновану памяти, постоянно называя его Падаборном или даже более неформально — Тешем. Он подготовил подборку материалов по восстанию Падаборна, как официальных, так и неотредактированных, прославляющих его подвиги. Нашлась даже одна пиратская копия погрусима — «погружающей симуляции», — который успели создать до того, как Имена решили, что никакого восстания не было, и уничтожили все упоминания о нем. Но и после того, как Донован вновь побывал в шкуре Падаборна, родник его памяти оставался иссохшим. Симуляция вряд ли была достоверной. Большинство мятежников погибли, а потому совершаемые ими поступки являлись всего лишь художественным домыслом.