— Но как? И что с ним делать, когда найдем? Зарыть в могилу к Поликарповне?

— Мне нравится это «когда», — усмехнулся Марк. — Я вот говорю «если». Что с ним делать, мы разберемся потом. Возможно, Поликарповна сама подскажет. Сейчас главное его найти.

— И у тебя есть идеи?

— Пока очень сомнительные. Я позвонил участковому в Сосняку, помнишь его? Убийцу они, само собой, не нашли, но он обмолвился об одной очень занятной вещи. У Светланы Поликарповны есть девятнадцатилетний обалдуй-внук. Живет в Питере, из университета поперли, в армию не взяли по состоянию здоровья. Перебивается случайными заработками, есть подозрения, что наркоманит. Участковый говорит, что внучок в последнее время зачастил к бабуле, но никаких улик против него у полиции нет. Или он просто не в курсе. Надо расспросить этого внука подробнее.

— Думаешь, это он? — усомнилась Рита.

— Думаю, убийца как-то узнал, что у Светланы Поликарповны есть редкий старый гребень. Участковый говорит, полиция считает основной версией то, что убийца — профессиональный скупщик всякого редкого старья. Я погуглил в Интернете, там до фига сайтов, где такие вещи продают и покупают. Да и всяких магазинов с антиквариатом еще больше. Это если не брать в расчет частных коллекционеров. Светлана Поликарповна, видимо, продавать гребень отказалась, за что и заплатила жизнью. Внук вполне мог сболтнуть кому-то из знакомых о существовании у бабки такой редкости, но нам нужно понять кому.

— И ты действительно считаешь, что если он не сказал полиции, то скажет нам?

— Нам — едва ли, — усмехнулся Марк. — А вот Лере скажет.

— Ах ну да, Лера, — протянула Рита.

Он наклонился к ней чуть ближе и заглянул в лицо.

— Так что, ты с нами?

— Зачем я вам? Никого же оживлять не нужно, а больше у меня нет достоинств.

— Может, мне нравится твое общество?

— Ты говорил, что не лжешь без надобности.

— Я и не лгу.

Рита повернулась к нему, разглядывая его лицо в полутьме веранды.

«Не смей, Рита, — велела она себе. — Не смей снова им увлекаться и верить подобным заверениям. Он самовлюбленная сволочь, и когда вы вернете этот гребень, снова ею станет. Наступать два раза на одни и те же грабли будет по меньшей мере глупо».

И тем не менее, ей страшно хотелось согласиться.

— Я нашла работу, — она все еще искала пристойный аргумент отказаться.

— Но ты же не работаешь сутками.

— Иногда работаю.

— Я уверен, мы найдем варианты, — он лукаво подмигнул ей, и Рита не удержалась, хоть и понимала, что уже через пару часов, когда он уедет, она будет жалеть.

— Ну ладно.

— Отлично, — Марк широко улыбнулся. — А теперь, пожалуй, я съем кусок торта. Исключительно ради здоровья твоей бабушки.

Рита рассмеялась и тоже положила себе кусок, зная, что будет жалеть и об этом.

***

Такси за Марком приехало без четверти одиннадцать, и Рите вдруг показалось, что кто-то украл у нее эти лишние пятнадцать минут. Все оставшееся время Марк развлекал ее рассказами о забавных клиентах, о том, что происходило у них эти три недели, которые они не виделись, и снова походил на того самого Марка, каким он был до того, как открылся Рите самовлюбленным гадом. Она заставляла себя помнить о том, что его поведение сегодня снова лишь игра с целью расположить ее к себе, но с каждой проведенной с ним минутой получалось все хуже.

Пообещав позвонить ему в воскресенье вечером, когда вернется в город, Рита махнула рукой удаляющейся машине и вернулась в дом. Из-под двери бабушкиной комнаты выбивалась тусклая полоска света, поэтому она зашла к ней.

Вера Никифоровна действительно еще не спала, коротая время за просмотром какого-то сериала. Она с любопытством посмотрела на внучку, когда та вошла. Рита села на диван рядом с ней, ожидая вопросов. Несмотря на громадную разницу в пятьдесят лет, они всегда хорошо ладили, и Рита часто доверяла ей свои секреты. Впрочем, многие подружки утверждали, что с бабушками у них отношения гораздо лучше и доверительнее, чем с родителями. Рите сравнивать было не с чем, поэтому она просто считала бабулю своей лучшей подругой.

— Значит, это тот самый молодой человек, которого ты спасла восемь лет назад? — слова прозвучали вопросительно лишь отчасти. Бабуля скорее утверждала, приглашая Риту продолжить самой.

— Угу, — кивнула та.

Марк предупредил ее, что представился Вере Никифоровне по всем правилам, хотя она сама три недели назад рассказала бабуле и о том, что снова встретила его, и том, за что ей заплатили такие деньжищи. Последнему бабуля не обрадовалась, сказав, что ей не следовало так рисковать. Рита и сама это понимала, поэтому с радостью не стала развивать тему.

Вот и сейчас бабушка упомянула только об аварии.

— И что у вас с ним теперь? — допытывалась Вера Никифоровна, с задорными смешинками в глазах поглядывая на внучку.

— Ровным счетом ничего, — пожала плечами та, стараясь выглядеть равнодушно.

— Но он тебе нравится?

— Ох, ба, — Рита даже рассмеялась. — Ты уже совсем отчаялась выдать меня замуж?

— Между прочим, я тебя понимаю. Вот была бы я на пятьдесят лет моложе… — со смешком добавила она. — Он очень интересный молодой человек.

— Он медиум!

— И что?

— Как ты там любишь говорить? — Рита нахмурилась, делая вид, что вспоминает слова бабушки, хотя прекрасно их помнила. — Ах, какой мезальянс! — Она картинно приложила тыльную сторону ладони ко лбу. — Приличная девушка с высшим образованием — между прочим, практикующий врач, — и, простите, колдун!

Теперь пришла очередь Веры Никифоровны смеяться.

— Мезальянс у нас в крови, дорогая, — она обняла внучку за плечи. — Ничего с этим не поделаешь.

Рита чуть отстранилась, чтобы заглянуть бабушке в лицо.

— Ты про себя и дедушку? — уточнила она.

Рита знала, что когда-то давно бабушка вышла замуж вопреки желанию своих родителей, но в подробности никогда не вдавалась. На ее взгляд, союз ведущего инженера процветающего завода и школьной учительницы едва ли можно было назвать мезальянсом. И, как это часто бывает, пока живы те, у кого можно спросить, младшие поколения не особо интересуются подробностями их жизни. Задумываться, что потеряли, люди начинают тогда, когда спросить уже не у кого.

— Да, — кивнула бабушка. — Я ведь была из очень интеллигентной семьи, несколько поколений ученых. Мой отец был физиком, имел ученую степень и звание профессора. Мама хоть и не имела никаких званий, но занималась биологией, писала статьи и участвовала в исследованиях фауны Дальнего Востока. Я закончила институт с прекрасным знанием не только немецкого языка, но и нескольких западнославянских. Это потом уже перестала ими пользоваться, остался лишь немецкий. Я могла стать видным переводчиком, знаешь ли, но была обязана отработать несколько лет учительницей в школе. У меня даже жених имелся, сын папиного коллеги, подающий надежды математик Боренька Штейн. Мы еще не были обручены, но родители давно все решили за нас. Он ходил к нам домой, дарил цветы и звал меня в кино — этого было достаточно для того времени, чтобы считаться практически парой. А твой дед был одним из моих учеников. В то время многие молодые люди после смены на заводе ходили в вечернюю школу, получали среднее образование. Он был из рабочей семьи, имел отвратительные манеры, но веселый нрав и огромное желание чего-то добиться в жизни. Способности к языкам только не было ни капли. Кроме «Ich heisse Ivan», я ничего не смогла от него добиться. Поэтому он на каждый урок приносил мне букет цветов. Смеялся, что не возьмет знаниями, так хоть цветами. Я была влюблена, надо заметить, как мартовская кошка. Ни о каком Бореньке больше слышать не хотела и приняла Ванино предложение о замужестве, не раздумывая. Мама три дня не вставала с постели, дом пропах валерьянкой, но я не передумала. И знаешь, — Вера Никифоровна посмотрела на внучку и доверительно понизила голос, — ни разу в жизни не пожалела. Ваня получил высшее образование, стал сначала просто инженером, потом ведущим инженером, мы получили от государства квартиру, родили прекрасного сына, ездили по санаториям и никогда ни в чем не нуждались. И когда он скоропостижно скончался в пятьдесят три года, я так и не смогла найти ему достойную замену.