Мила покраснела ещё сильнее и запоздало вспомнила, что под пижамой у неё нет белья.

- Меня воспитывали в строгости. Ты это знаешь.

- Знаю.

- Даже странно…

- Что?

- Мужчины любят сексуальных женщин.

- Мила, сексуальность женщины и порочность, распущенность – понятия диаметральные. Женщине необязательно обнажаться, чтобы быть привлекательной. И я не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что любят мужчины, а что нет.

Мила слабо улыбнулась.

- А я больше не буду умничать о том, в чем не разбираюсь.

- Здравая мысль.

Телефон Глеба просигналил.

- Приехал врач.

- Глеб, я без лифчика, - поздно обеспокоилась Мила и невольно прикрыла рукой грудь, на которую сразу же посмотрел Алашеев.

- Я заметил.

- Я не буду перед доктором… - она замялась. – Пусть и говорят, что у врачей нет пола, но я бы предпочла подняться и…

Она замолчала, состроив рожицу.

- Я понял тебя. Проводить до спальни?

Ох, ты ж…

- Да. Если можно. И если мы не задержим твоего врача.

- Маркович подождет.

- Привет, болёзная.

- Болёзная? Марк, только ты мог отыскать в своем лексиконе такое словечко. Я рада тебя видеть. Проходи. Целоваться не будем, а то ненароком ещё и заражу.

Марк как-то странно усмехнулся.

- Ну да, с тобой сейчас лучше обойтись без поцелуев. Так, солнце, цветы возьмешь, или мне их так и держать?

- Хорошо, что хоть веником их не назвал.

- Ты по мне соскучилась, - парень нарочито-вызывающе прищурил глаза.

- Определенно.

Мила приняла букет и огляделась в поисках вазы. Она по-прежнему плохо ориентировалась в доме, даже в спальне, что теперь стала её. Вазу она всё же обнаружила. Та стояла на невысоком столике у кресла.

- Присаживайся. Я сейчас налью воды и вернусь.

- А это куда? - Марк задрал руку, в которой держал пакет.

- А там что?

С ним Мила могла быть собой. Чувствовать себя легко и непринужденно, не думая о том, что каждое её слово повлечет последствия.

- Тут твои любимые пирожные с клубникой.

- Марк, - на глазах внезапно выступили слезы.

- Эй, давай только без мокроты. А то некоторые войдут не вовремя и не оценят ситуации.

Мила напряглась, сильнее сжав цветы.

- Ты сейчас о Глебе?

- Без имен, - дурачась, заметил Марк и подмигнул ей.

Мила покачала головой и прошла в ванную.

- Ничего, если я попрошу чай нам сюда принести? Или спустимся вниз?

- Давай сюда.

Она… как там сказал Марк? Болёзная, ей и покапризничать можно.

На самом деле, Мила чувствовала себя уже лучше. Температура продержалась три дня, спала. Насморк иногда беспокоил. Больше всего дискомфорта доставляло горло, саднило и мешало спать по ночам. Присутствовала ещё и слабость, но тут Мила списывала на то, что она эти дни провалялась в постели, вставая только в ванную и чтобы перекусить. Есть тоже особо не хотелось.

Как не хотелось и возвращаться к полноценной жизни. Поэтому выздоравливать она не спешила. Болеть - так болеть. Сколько там дней положено? Минимум пять? У неё остался день в запасе. Она ещё немного, совсем чуть-чуть полежит, побездельничает, отоспится, а потом… А потом снова начнется борьба за переустройство собственной жизни.

Они с Марком вернулись в комнату одновременно. Бывший жених поправил рукава легкой льняной рубашки и улыбнулся.

- Рассказывай, как живешь, солнце.

- Мог бы и пораньше поинтересоваться. О тебе ничего не было слышно три дня.

Как и про папу…

- Мне сказали: ты болеешь. Сказали таким тоном, что беспокоить тебя – себе дороже. А если серьезно: тебе надо было отлежаться.

На последнюю фразу Мила особо не обратила внимания. Привлекла вторая.

- Глеб не разрешал со мной видеться?

Подобное самоуправство ей категорически не понравилось. Выбраться из одного деспотичного контроля под другой? Если это так, ей расслабляться ни в коем случае нельзя.

От отца и Тойского она знала, чего ждать. А от Алашеева?..

- Милка, не заморачивайся. Лучше расскажи, что у тебя болит, и вообще, как живется.

- Ты уходишь от разговора, - она поставила вазу на тот же столик. Нежно-розовые и белые цветы идеально вписались в строгий интерьер комнаты.

- Я тоже по тебе соскучился, детка.

Мила выпрямилась и убрала волосы за ухо. Она собрала большую часть копны в «дульку», но она была бы не она, если бы несколько прядей не выбились бы. Да и нравился ей некий беспорядок на голове.

- Не особо заметно, - поддела она друга.

- Я пирожные купил!

- И цветы.

- Точно! И цветы.

- Марк, не ерничай. Мне, правда… нужны хоть какие-то разъяснения, - Мила перевела разговор с шутливой интонации в нужное русло.

Она успела заметить некую нервозность в Марке. Пожалуй, он единственный мужчина, с которым она на протяжении долгих лет общалась тесно и могла хоть что-то про него сказать. Про его привычки, повадки. Про то, как он реагирует на изменения. Дурачится, чтобы его принимали за обалдуя, мажора и прожигателя жизни, на самом деле всё совершенно иначе. Он умный, сообразительный, наблюдательный. Четко фиксирует мелочи, замечая то, на что большинство людей никогда и внимания не обратят. Он увлекался психологией, правом, управлением, НЛП. Она знала, что он посещал многие курсы, постоянно учился. Просто никогда не афишировал. Почему предпочитал, чтобы его недооценивали? Мила как-то задала ему этот вопрос. Где-то месяца три назад, когда они окончательно пришли к выводу, что их брак – утопия, и необходимо его избежать.

- Пока мне так проще. Большинство моих знакомых поверхностны. К сожалению, это факт. Привыкли, что всё им достается на блюдечке. От папы, от мамы… Неинтересно, детка. Помимо шмоток, тачек, да инфы о том, кто и где тусуется, их мало что пока волнует. Вот пусть и дальше не заморачиваются. По крайней мере, в отношении меня. Ты же что нужно заметила.

- Мы долго общаемся.

Марк мотнул головой.

- Так всё моё окружение из детства. Школы, универа. Тоже тесное общение. Ладно, не заморачивайся. Всему своё время.

Вот и теперь. Она не сомневалась, что Марк попал под прессинг. Как отца, так, возможно, и Глеба. Мила заметила легкую царапину на скуле парня. Перевела взгляд на руки – то же самое, костяшки сбиты. Он иногда тренировался без перчаток, говорил, что в уличных драках не сбегаешь за ними. Она тогда засмеялась: где, мол, Тойский-младший и где уличные драки?