16 ноября Гилшер и Хэтэуэй отправили в штаб-квартиру сообщение со своими соображениями, как следует ответить Толкачеву. Может быть, стоит оспорить внезапное повышение требований с сотен тысяч до миллионов долларов? Или просто разыграть удивление? В конечном счете, считали они, лучше не восстанавливать Толкачева против себя, а объяснить произошедшее “взаимным непониманием” и попытаться разрешить ситуацию{140}.

В ЦРУ понимали, что Толкачев прав. Несколько миллионов долларов — не слишком фантастическая цена за ту шпионскую работу, которую он выполнял, добывая драгоценнейшие материалы советских военных исследований. Но они попросту не могли платить ему столько, прежде всего из страха, что он начнет выставлять напоказ свое богатство и поставит под угрозу собственную безопасность.

12 декабря начальник отдела Каларис написал Тернеру о необходимости решить проблему “шести нулей”. Из его записки хорошо понятно, насколько важное значение приобрела операция с Толкачевым.

“Как вам известно, — писал Каларис директору, — я был вовлечен в эту операцию с самого начала. У нас в СВ-отделе[10]никогда еще не было такого проекта”.

Каларис указывал, что отдел старается следовать правилам операций, сформулированным при работе с предыдущими агентами, но Толкачев представлял собой уникальный случай. В предыдущих операциях — при работе с Поповым, Пеньковским и Поляковым — агенты-добровольцы в основном действовали за пределами Советского Союза. Толкачев же шпионил в самом центре Москвы. Каларис также напомнил Тернеру об упорном стремлении Толкачева установить контакт с ЦРУ и описал его как “зрелого, сдержанного человека”, в отличие от более молодых и увлекающихся агентов, с которыми они имели дело прежде.

“Мы все еще точно не знаем, что побудило “Сферу” найти нас и работать на нас, — писал Каларис. — На данный момент наша самая обоснованная догадка состоит в том, что им движет желание отомстить. Вплоть до этого момента и на ближайшее будущее отдел намерен вести это дело с чрезвычайной осторожностью, потому что вероятность, что нас “прокатят”, высока”. Но, как он писал, Толкачев к нынешнему моменту “предоставил некоторые чрезвычайно высококачественные данные, которые уже сейчас оказали влияние на наши ВВС, и обещал в дальнейшем предоставить еще больше информации”.

Ставки были высоки, но Каларис отмечал, что разногласия по поводу денег вызывают “у “Сферы” серьезные сомнения на наш счет”. Каларис рекомендовал на декабрьской встрече произвести щедрую выплату, чтобы совершенно успокоить Толкачева: 300 тысяч рублей, или примерно 92 тысячи долларов. “Я считаю, важно продемонстрировать ему, что мы не будем все время сквалыжничать”, — писал Каларис.

Он также заметил, что, хотя деньги и стоит выдать в подтверждение добросовестности ЦРУ, следует еще раз предупредить Толкачева о “высоких рисках, которые он навлекает на себя самим фактом владения такой крупной суммой”. Но все же “удовлетворение его конкретного денежного запроса впервые в полном объеме обеспечит хорошую основу для разговоров о будущем”.

Затем Каларис с опаской перешел к более трудному вопросу.

“Сфера” попросил у нас плюс-минус 10 миллионов долларов в следующие десять лет, — писал он. — На это мы не соглашались, и я предлагаю не соглашаться ни на какие подобные суммы в этот раз”. Каларис предложил: лучше оставить в этом вопросе некоторую неясность. ЦРУ может, указав на 300 тысяч рублей, сказать Толкачеву, что “мы обязуемся достойно платить ему в будущем, но размер выплат будет зависеть от нашей оценки результата”. Он также писал: “Я считаю, что мы должны добавить: если он предоставит то, что обещал, по нашей оценке, ценность материала будет измеряться семизначными числами. Но более я бы ничего не говорил”.

“Разговор о семизначной сумме позволяет нам еще раз поставить вопрос о депозитном счете по соображениям безопасности, — рассуждал Каларис. — Если он упрется, а я полагаю, что именно так он отреагирует на предложение о депозитном счете, мы можем попросить его подумать о возможности выехать из СССР с нашей помощью”.

Это был совершенно новый поворот. Каларис предупредил Тернера, что ЦРУ не дает реальные обязательства по эвакуации — вывозу агента из страны, но это можно в мягкой форме предложить ему. Каларис умолчал о том, что ЦРУ еще ни разу не удалось провести эвакуацию из Москвы. Он писал, что не знает, думал ли Толкачев об отъезде и будет ли он в нем заинтересован. Но в таком предложении было и еще одно преимущество: оно могло помочь отговорить Толкачева от таблетки для суицида. “Мы хотим, чтобы он жил и наслаждался плодами своего труда, — писал Каларис. — Если он снова будет настаивать, что хочет получить таблетку, и не примет наш отказ, мы можем в принципе согласиться. Но мы можем отложить передачу почти на год, запрашивая у него рекомендации по подходящим средствам маскировки и т. д.”{141}.

Референт Чарльз Батталья, близкий к Тернеру, был в его офисе, когда на рассмотрение директора вынесли требования Толкачева о крупной выплате. В представлении Тернера, люди-агенты были склонны к ошибкам и непредсказуемому поведению, а этот еще и просил миллионы долларов. “Я никогда не забуду выражение на лице Тернера, — вспоминал Батталья. — Он поперхнулся”. А потом дал “зеленый свет”{142}.

15 декабря из штаб-квартиры сообщили в московскую резидентуру: “мы получили добро от директора” выдать Толкачеву 300 тысяч рублей на следующей встрече “в знак нашей добросовестности и признания ценности переданной им информации”. Штаб-квартира отмечала, что Толкачев “должен отдавать себе отчет, что мы не можем взять на себя обязательства выплатить конкретную сумму в долларах за его будущие результаты, хотя если он предоставит то, что обещал нам, это вполне может быть оценено семизначной суммой”.

“Мы совершенно точно намерены достойно платить ему в будущем, — говорилось в телеграмме, — но мы будем определять размеры каждой выплаты, исходя из ценности получаемой информации”{143}.

В действительности “ценность” данных Толкачева для военных и разведывательных ведомств США росла стремительно, ее уже тогда оценивали в сотни миллионов долларов. Но штаб-квартира ЦРУ не желала, чтобы Толкачеву это стало известно. Им нужно было найти способ произвести на него впечатление, показать, что его разведывательный труд высоко ценят, не выкладывая при этом миллион за миллионом. План был — передать ему внушительную пачку рублей. 300 тысяч должны были показаться достаточно крупной суммой для советского инженера, чья месячная зарплата составляла 350 рублей. (Однако это было гораздо меньше, чем 300 тысяч долларов, выплату которых Толкачеву руководство ЦРУ одобрило семь месяцев назад.) Гилшеру, которому предстояло доставить деньги, велели еще раз спросить, возможно ли выдавать оплату драгоценными камнями, другими ценностями или в виде взносов на депозитный счет на Западе. Также Гилшер должен был предложить, чтобы ЦРУ разработало план побега Толкачева из Советского Союза — эвакуацию в неопределенном будущем, но не прямо сейчас.