Лето «старая Архарова» обычно проводила в Павловске, где ее в день рождения непременно посещала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Столицу на Неве Архарова поражает патриархальностью своих привычек.

Екатерина Александровна до конца жизни ездит в одной и той же карете, на одних и тех же окончательно одряхлевших лошадях, с теми же кучером и форейтором. Дом на Пречистенке всегда полон был родственников и приживалок – Архарова любила считаться самым дальним родством, многих она привезла с собой в Петербург, постоянно хлопоча об их делах и интересах. На царские обеды, куда ее приглашала императрица Мария Федоровна, Архарова приезжала непременно в том самом воздушном костюме с глубоким декольте, в котором написал ее когда-то В. Л. Боровиковский, и набирала со стола множество угощений для всех своих домашних вплоть до любимых слуг. Зная эту особенность «старой Архаровой», ей специально готовили подносы с лакомствами. Екатерина Александровна утверждала, что «с царского стола все вкуснее».

В свою очередь, в день своего рождения Екатерина Александровна накрывала поистине царской пышности стол для приезжавших лиц императорской семьи, через которых ей удавалось удовлетворять многочисленные ходатайства тех, кто искал у нее самой покровительства и защиты. Москвичи утверждали, что у «старой Архаровой» было всего три слабости – хорошо и много поесть, целые ночи просиживать за картами и ездить по грибы. Именно ездить: в лесу Екатерина Александровна оставалась сидеть в одноколке, тогда как грибы собирать предоставлялось кучеру. Так бывало и в подмосковном архаровском имении Иславское, неподалеку от нынешней станции Жаворонки, и в расположенном около станции Шарапова Охота поместье Рождествено, иначе Телятьево-Рождественское, где сохранились и выстроенный Архаровыми дом, и церковь, и остатки липового парка с копаными прудами.

П. Д. Сытин называет среди последующих владельцев дома на Пречистенке Бахметьева и князя Гагарина. Документы же свидетельствуют о том, что с 1829 года его владельцем становится Иван Александрович Нарышкин, родственник и будущий посаженый отец Н. Н. Гончаровой на ее свадьбе с поэтом.

В Москве жили удобно, вольготно, не связывая себя чинным протоколом столичного Петербурга. Но в Москве и переживали ссылку. Отлучение от Петербурга и Двора – судьба, постигшая И. А. Нарышкина. При самых высоких придворных должностях, не менее высоком происхождении и прямом родстве с царствующей фамилией он навлек на себя гнев императора. Не «служебными просчетами» – со службой всеобщий любезник справлялся легко. Не убеждениями – Иван Александрович не вдавался в «тонкости политики». «Большого шаркуна», как его называли современники, подвела ловкая француженка, владелица модного магазина в Петербурге. В погоне за парижскими новинками она устроила путь их доставки без уплаты пошлин – через дипломатов и, попавшись на неблаговидном занятии, перечеркнула карьеру своего мягкосердечного покровителя. Слабость к прекрасному полу всегда отличала Нарышкина, несмотря на строгий надзор супруги. Семье пришлось переехать в старую столицу.

В книге «Пушкин и его окружение» сказано: «Нарышкин Иван Александрович (1761–1841) – обер-церемониймейстер, сенатор, тайный советник, дядя Н. Н. Пушкиной», и дальше упомянуто о его встрече с Пушкиным в московском театре С. В. Карцевой на «открытии французского спектакля», о его присутствии на свадьбе, вероятных встречах с поэтом и во время следующих пушкинских приездов в Москву. Перечислены члены семьи – жена, три сына, четыре дочери. Оставалось добавить, что обосновалось многолюдное семейство в бывшем архаровском доме на Пречистенке, 16, и что вся жизнь хозяина дома стала живой московской легендой.

«Небольшого роста, худенький и миловидный человечек, он, в противоположность супруге своей, был очень общительного характера, – вспоминает современник, – и очень учтив в обращении. Волосы у него были очень редки, он стриг их коротко и каким-то особенным манером, что очень к нему шло; был большой охотник до перстней и носил прекрупные бриллианты». Лишившись возможности поклоняться петербургским львицам, Иван Александрович тотчас находит себе московских кумиров и прежде всего Зинаиду Александровну Волконскую, которую восторженно называет «нашей Коринной». Уже в очень преклонном возрасте его продолжают видеть на каждом гулянии в Сокольниках и Петровском парке – на «куцом коне, с розою в петлице фрака, ухаживающим за дамами».

Но был Иван Александрович известен не только как дамский угодник. Он не менее восторженный театрал, хорошо разбиравшийся в драматическом и особенно в музыкальном искусстве. Смолоду неплохо играл на скрипке, участвовал в любительских концертах – квартетах, хотя злые языки не уставали твердить, что из пропущенных Нарышкиным нот можно было бы составить целую симфонию.

«Вчера я был на чтении у Декампа, – пишет в апреле 1829 года Василий Львович Пушкин П. А. Вяземскому, имея в виду пользовавшегося в свете немалой популярностью лектора Московского университета. – Слушателей было гораздо меньше прошлых дней. Может быть, оттого, что вчера многие поехали в концерт к Ивану Александровичу Нарышкину». В доме на Пречистенке хозяин продолжал традиции своих петербургских музыкальных вечеров. В службе Нарышкин не преуспел. Сын камер-юнкера, ставшего затем камергером двора Петра III, он, так или иначе, расплачивается за то, что отец сохранил верность незадачливому императору и был с ним рядом при неудавшейся попытке бежать из Ораниенбаума в Кронштадт. Екатерина II подобных просчетов не прощала. Положение Нарышкина-младшего при дворе улучшила его женитьба на графине Екатерине Александровне Строгановой, мать которой была дружна с императрицей и совершила вслед за ней настоящий подвиг в глазах современников, разрешив сделать себе прививку от оспы. Не говоря о богатейшем приданом, Екатерину Александровну отличала редкая красота, но и «строгие правила».

Высокая, полная, голубоглазая, с открытым лицом и смелым взглядом, она не любила ни светской суеты, ни злословия, сама следила за материальным благополучием семьи, крепко держала в руках детей. Ее старшую дочь Елизавету Ивановну в Москве по этому случаю сочувственно прозвали Бедною Лизой. Елизавета Ивановна была в дружеских отношениях с Пушкиным и стала участницей известного масленичного катания 1 марта 1831 года в Москве, где поэт появился со своей молодой женой.

Екатерине Александровне помогали приятельские отношения с Марией Антоновной Нарышкиной, фавориткой Александра I, и самим Александром I, охотно навещавшим петербургский дом Нарышкиных – супруги жили на Разъезжей, у Пяти Углов. Связи с Петербургом Екатерина Александровна не потеряла и во время московской ссылки. Одна из немногих, она могла ввести любого в самый высокий аристократический дом. Вот только устроить удачных партий для детей не сумела.

Старший сын Нарышкиных Александр Иванович погиб на дуэли в 1809 году. По свидетельству М. И. Пыляева, он «был видный и красивый молодой человек, офицер, живого и вспыльчивого характера, у последнего была дуэль с Толстым, прозванным „Американцем“; на этой дуэли Толстой убил Нарышкина. Убив Нарышкина, Толстой бежал из Москвы, долго путешествовал, был в Сибири, на Камчатке. Отсюда грибоедовские строки: „В Камчатку сослан был, вернулся алеутом“.