Но настоящей и дорогой заменой сгоревшего Арбатского театра стал, к великому удовольствию московских театралов, театр Апраксиных, здание которого, хотя и в достроенном виде, продолжает украшать вылет Знаменки на Арбатскую площадь как здание Министерства обороны.

Все началось с того, что в 1792 году архитектор Ф. И. Кампорези возводит для Степана Степановича Апраксина огромный дворец, в который включает и старый дом этой семьи. К старому домовладению прикупается соседнее, со стороны Арбатской площади, и участок в целом доходит до Антипьевского переулка. В рассказах о пяти поколениях москвички Е. П. Яньковой есть строки: «Не знаю, был ли дом, подобный их [Апраксиных] дому, до их переселения в Москву, но что после них не было подобного, это я могу сказать по всей справедливости… Дом их в Москве, на углу Знаменки, рядом с церковью через переулок, был в свое время совершенным дворцом и по обширности одним из самых больших домов в Москве». Современники нашли для него особое название: «Храм чувственных наслаждений» – из-за широчайшего хлебосольства хозяина, владевшего четырнадцатью тысячами душ крепостных, бесконечных устраиваемых им празднеств и редкого по уровню мастерства крепостного театра. Здесь же происходили литературные чтения, концерты и любительские спектакли. Большой зрительный зал имел три яруса лож и несколько рядов кресел. Зал всегда был переполнен любителями сценических представлений. Число кресел росло от сезона к сезону, что служило лучшим свидетельством успеха труппы: в 1822 году их имелось 138, в 1823-м – 150, годом позже – 174. Театр имел два подъезда, и полиции приходилось помещать специальные объявления в «Московских ведомостях» о порядке приезда и отъезда зрителей. Например, указывалось, что «приезд назначается с одной Арбатской площади, а разъезды с обоих подъездов, как с Арбатского и так и со Знаменки…».

Кстати, само название улицы – Знаменка происходило от церкви Знамения Богородицы, отделенной от апраксинских владений Большим Знаменским переулком. Построенная в XVII веке, церковь была связана с легендой, будто бы Лжедмитрий II, иначе – Тушинский вор, являлся сыном местного священника: «И тот де вор с Москвы… от Знамения Пречистыя из-за конюшен попов сын Митка». Тушинский вор действительно отличался определенной образованностью, хотя степень его образованности превосходила тот уровень, которым мог обладать рядовой поповский сын, в частности, это касалось владения несколькими иностранными языками. Знаменский храм был для Апраксиных приходским, и они соединили его со своим дворцом крытым переходом на арке, запечатленном на планах строений Москвы.

Всего в апраксинском театре числилось десять актеров и восемь актрис, а также семнадцать музыкантов. Это не мешало необычайному разнообразию репертуара. В него входили как патриотические пьесы, вроде «Освобождения Смоленска», «Всеобщего ополчения», «Храбрых кирилловцев при нашествии врагов», популярных опер «Старинные святки», «Счастливая тоня» с музыкой Стабингера, так и бытовые комедии, например, «Прасковья Правдухина» Б. Федорова. Среди страстных театралов был молодой А. И. Герцен, которому отец разрешал ездить на спектакли только вместе с дядей, сенатором Львом Алексеевичем Яковлевым. В «Былом и думах» этим минутам посвящены строки: «…Это было для меня высшее наслаждение, я страстно любил представления, но и это удовольствие приносило мне столько же горя, сколько радости. Сенатор приезжал со мною в полпиесы и, вечно куда-нибудь званный, увозил меня прежде конца. Театр был у Арбатских ворот, в доме Апраксина, мы жили в Старой Конюшенной, то есть очень близко, но отец мой строго запретил возвращаться без сенатора».

В отношении Степана Степановича Апраксина к своему театру присутствовали и очень личные моменты – многолетняя привязанность к талантливой актрисе Аграфене Ивановне Архаровой, которой он приобрел большой каменный дом на Арбате. Известный балетмейстер Адам Павлович Глушковский писал по этому поводу: «Я был вхож еще в один знатный дом; расскажу об обстоятельствах, которые открыли мне доступ в него и даже, можно сказать, приблизили меня к нему. Степан Степанович Апраксин как по своему богатству, знатности рода, так и по заслугам перед Отечеством и государем занимал не последнее место в ряду наших вельмож. Он был генералом от кавалерии и жил сообразно со своим положением и знатностию – роскошно и открыто. Подобно другим вельможам, он также имел у себя домовый театр и труппу актеров из крепостных людей. Но когда мода на них прошла, когда мало-помалу театры эти стали уничтожаться, когда многие из вельмож стали распродавать своих домашних артистов или определять их к казенному театру, Степан Степанович также распустил свою труппу, наградив и обеспечив каждого по заслугам… У Аграфены Ивановны была воспитанница, а может быть, и дочь, которую Степан Степанович из расположения к Аграфене Ивановне также не забывал и о воспитании которой он сильно заботился. В самом деле, Мария Степановна, эта воспитанница, получила отличное образование и впоследствии времени сделала отличную партию… Я по поручению Степана Степановича учил ее одно время танцевать; случалось нередко, что Степан Степанович приезжал в мой танцевальный класс».

На подмостках апраксинского театра перебывали все заезжавшие в Москву знаменитости. С 1814 до 1818 года на ней выступал императорский казенный театр, а в 1821–1827 годах приводившая в восторг театралов итальянская опера. В течение декабря 1826 года – мая 1827 года в опере бывает А. С. Пушкин, первый раз оказавшийся в Москве вольным человеком после возвращения из ссылки. А. Я. Булгаков вспоминает об этом времени: «Вчера граф Потемкин до того кричал „да капо“ после арии большой примадонны Анти, что обратил на себя внимание целой публики, и все начали шикать. Он заупрямился, стал кричать еще громче „да капо, фьора“; стали шикать еще громчее и он принужден был спасовать и замолчать».

Когда Пушкин слушал оперу Россини «Сорока-воровка», его увидел автор известных «Записок» Ф. Ф. Вигель: «Все вместе было прекрасно, все было гораздо выше одесской посредственности, хотя далеко от совершенства, которым гораздо позже восхищались мы в Петербурге. Там было ужасно дорого и превосходно, а тут дешево и мило; последнее, мне кажется, лучше, ибо большому числу людей доставляет средства часто наслаждаться». А тут еще встреча с Пушкиным, когда Вигель «чуть не вскрикнул от радости», отметив для себя, что поэт «весь еще исполнен молодой живости». Это было время знакомства Пушкина с красавицами сестрами Урусовыми – из-за одной из них он едва не вышел на дуэль с ее двоюродным братом В. Д. Саломирским. И с сестрами Ушаковыми, ради которых он зачастил чуть не каждый день на Пресню, сделал предложение Екатерине, но был отвергнут.

В апраксинской труппе начал свою блистательную певческую карьеру Петр Александрович Булахов, отец композитора. Критик «Московских ведомостей» писал о нем: «…Чтобы в полной мере насладиться его гармоническим голосом, надобно было его слушать в комнате у фортепьяно: тут слушатель, не теряя ни одной ноты, ни одной оттенки, пользовался всею очаровательностью его пения… Удивлять слух и в то же время трогать сердца есть верх искусства и дар весьма редкий». Булахов был первым исполнителем романса «Черная шаль» на слова А. С. Пушкина, написанного А. Н. Верстовским, и еще не изданного «Соловья» А. А. Алябьева, находившегося в то время в московской подземной тюрьме.