Женщина улыбнулась.

– Совсем рядом с моим домом. Как-нибудь вытащу тебя показать местные достопримечательности.

Они одновременно уходили из колледжа и ехали в Хэкни, чтобы забрать детей из одной и той же школы, да еще и жили рядом, и имели по двое сыновей… Неудивительно, что Ева и Джен стали закадычными подругами.

За жутко крепким чаем в квартире Джен или в столовой колледжа они очень много разговаривали, все больше узнавая друг о друге.

Джен не всегда жила в Лондоне. В семнадцать лет она последовала за своим парнем из маленького городка на северо-западе. Ей приходилось много работать в магазине одежды, пока он весь день напролет играл на барабанах, изредка выступал в клубах, ночами пил и никогда не платил свою часть арендной платы за квартиру.

– Меня в те годы просто несло по течению, – призналась она.

Потом Джен стала переходить из магазина в магазин, переезжать из квартиры в квартиру, следуя за вереницей неудачливых дружков, пока не встретила Ставо, славянина, у которого по крайней мере были хотя бы какие-то цели, амбиции и причины вставать по утрам. Но его реакция на известие о беременности стала для Джен ударом. Она треснула возлюбленного первым попавшимся под руку тяжелым предметом – как выяснилось, напольными весами из ванной, – собрала свои вещи и ушла.

Терри она родила в полном одиночестве, не считая акушерки, которая держала ее за руку и покупала цветы в больничном магазине.

– Я назвала его в честь моего отца, а Джон получил имя своего деда.

Отец Джона, Райан, симпатичный ирландец, заботливо ухаживал за Джен и Терри, уже начинавшим ходить. Он забрал их к себе и опять научил ее улыбаться.

– Ты не можешь себе представить, Ева, как плохо жить на восемнадцатом этаже ужасного дома с ребенком, рассчитывая только на пособия, – пожаловалась Джен. Впрочем, жаловалась она редко: привыкла стоически бороться с трудностями и не любила вспоминать, как плохо и безрадостно когда-то жила. – Райан стал моей наградой за дерьмовую жизнь. Не знаю, как ему удалось уговорить меня на второго ребенка… Он пообещал, что будет усердно работать, не важно кем. – Заговорщическим шепотом, чтобы не услышали дети, Джен добавила: – Мы даже говорили о том, чтобы пожениться… может быть, когда окончу курсы и получу работу… То есть когда соберем достаточно денег для нормальной вечеринки.

Джен призналась, что никогда не забудет акушерку, помогавшую ей во время родов.

– Эта женщина покупала для меня, совершенно посторонней, цветы!.. И я решила, что тоже хочу овладеть этой профессией, помогать женщинам в трудное для них время, когда они находятся между жизнью и смертью.

Поскольку у них сложились такие близкие отношения, Ева позволила себе поделиться какими-то фрагментами из собственной жизни. Со временем «шикарная» жизнь Эвелин Лей стала шуткой для них обеих.

– О, дорогая, это, конечно, вещь от Ральфа Лорена, – закатывала Ева глаза при виде нового кошелька, купленного Джен в палатке на городском рынке.

– Даже не знаю… Он, наверное, из замши? – Так они шутили, говоря о всякой чепухе – тряпках для пыли, детских трусиках, нагрудниках, мешках для мусора.

Вечернее платье от Донны Каран, шелковые шторы, машина с кожаными сиденьями – все это относилось к миру, о котором Джен обожала слушать. Еве же воспоминания перестали приносить боль. Сейчас все это выглядело сном, поэтому она могла шутить над ничтожностью той жизни. Подруги смеялись до слез, словно более нелепого мира и представить себе нельзя.

Вместе с новым именем у Евы Гардинер появилась новая жизнь, которая, конечно, вертелась вокруг детей, но теперь у нее был колледж, друзья, вечеринки, воскресный рынок, магазины, торгующие подержанными вещами, библиотека, музеи, магазины «Сделай сам», готовка вегетарианских блюд…

В жизни изменилось буквально все, и в конце первого семестра Эвелин Лей уже вряд ли смогла бы узнать себя в Еве Гардинер. По ее мнению, она стала гораздо лучше. Все свободное время Ева проводила с детьми и вспомнила все, что любила в детстве. Она научила их вязать, а иногда они целыми вечерами рисовали самые разные картинки и даже рождественские открытки. Ева сразу решила, что посылать поздравления в Суррей не будет. Ни один из старых друзей не побеспокоился о том, чтобы с ней связаться.

Что касается Денниса, то у Евы осталась на него глухая злость, но не из-за себя, а из-за мальчиков. Она отодвинула эти мысли глубоко в подсознание. Откровенно говоря, ее даже удивляло, насколько мало она его вспоминала. Исчезнувший Деннис стал неким смутным силуэтом, порой беспокоящим ее бессонными ночами, и не более того.

– Господи, ты так классно выглядишь! – воскликнула Дженни, в первый раз вскарабкавшись по узкой лестнице в квартиру Евы.

Хотя улица, где находился дом, произвела на нее не слишком приятное впечатление, она сразу почувствовала облегчение, увидев, как замечательно выглядит старшая сестра. Словно с ее плеч свалился огромный груз.

– Приготовься увидеть оформление, – с улыбкой предупредила Ева сестру. – Меня занесло.

– Боже мой! Наверное, тебе нужно было немного взбодриться. – Дженни заглянула в огненно-красные гостиную и кухню, потом сунула голову в спальню и даже в ванную и вынесла вердикт: – Очень… уютно. Где мальчики?

– За ними присматривает подруга. Мне хотелось хоть пару часов побыть с тобой наедине, – ответила Ева, обратив внимание на элегантное пальто, отороченное шелком, дорогую кожаную сумочку, и подумала, как они не к месту в ее веселой дешевой квартире.

– Где ты спишь? – спросила Дженни.

– Диван раскладывается. Сегодня ты ляжешь спать на кровать в спальне мальчиков, а я буду спать с Томом.

– Отлично.

– Ну и что у тебя за важная новость? – спросила Ева, внимательно посмотрев на сестру. – Ради чего ты решила приехать и провести здесь выходные?

– Во-первых, мне хотелось вас увидеть и убедиться, что все в порядке. Я очень беспокоилась…

Нетрудно было догадаться, что еще произошло в жизни Дженни. У нее горели щеки, сияли глаза, а с лица не сходила улыбка.

– Дэвид сделал мне предложение! – Она взвизгнула и обняла Еву.

– Поздравляю! Я действительно очень рада за тебя! Дэвид – отличный человек. Он никогда не поступил бы так, как Деннис, – добавила она, не удержавшись.

– Тебе, должно быть… тяжело это слышать. Я помолвлена, а ты… – Дженни колебалась, пытаясь подыскать нужное слово. – А вы живете врозь.

– Нет, ты ошибаешься, Дженни, – возразила Ева, направляясь в кухню за бокалами, чтобы разлить шампанское, которое принесла сестра. – Я буду самым счастливым гостем на твоей свадьбе. Честно. У нас все очень хорошо.

И Дженни видела, что Ева говорит правду. Сестра выглядела гораздо менее ухоженной, но более раскованной и счастливой, чем все последние годы. И что самое странное – более молодой. Ей пришлось пережить крупные неприятности, но вышла она из них очень привлекательной. Жена Денниса, прекрасно одетая, с уложенными волосами, всегда выглядела на тридцать.