А потом Кайл проснулся и упал. С высоты не более нескольких дюймов. На кровать. Тут же резко вздернулся и сел. Знакомое ощущение собственного тела, его формы и размера, ударило, как током.

«Номер отеля. Кан… Франция…»

Он посмотрел направо и ничего не увидел. Поводил перед собой рукой. Ослеп. Попытался не закричать.

Потом увидел маленький светодиод на стене: зарядка для телефона. И еще одно крошечное красное пятнышко в воздухе, на той стороне комнаты: датчик выключенного телевизора.

Из-за странного хрюканья и визга у него перехватило дыхание.

«Боже, что это за звук.

Храп. Это всего лишь Дэн. Слава богу. Дэн напился и храпит».

Чуть не упав с кровати, он встал на ноги и уставился в темноту. Вытянул руки, пошевелил пальцами и нащупал оштукатуренную стену. «Почему так темно? Храм. Воздух храма в твоих глазах». Он почти закричал. Шторы. Вспомнил, что вечером задернул шторы. Вот почему так темно.

Стало легче. Сон, кошмар исчез, как мутная старая фотография. Просто сон. Фигуры на стене храма, ужасный случай с Гавриилом, полбутылки рома, усталость, незнакомая кровать в темной комнате, храп Дэна, другая страна, другой мир… слишком много всего. Ему приснился кошмар. Но как он мог упасть на кровать прямо из воздуха? Раньше Кайл никогда такого не испытавал.

«Это тоже часть сна. Как будто сходишь с тротуара».

Он потер ладони. Это совершенно точно были его ладони. Его руки. Его ноги – широкие ступни с костлявыми пальцами. Волосы перепутались, но это были его волосы, прямые, а не вьющиеся и не странные, как парик на манекене.

Рот пересох, как будто Кайл не закрывал его несколько часов, и ужасно хотелось пить.

В ванной, когда над головой вспыхнул ласковый ванильный свет, Кайл посмотрел на себя в безупречно чистое зеркало. Это точно был он. Сине-зеленые глаза, которые так нравились всем его девушкам. Тряхнул головой, прогоняя воспоминания об изменении конечностей, смещении костей, дизморфии плоти. Выпил холодной чистой воды из-под крана. Поднял от раковины мокрое лицо и посмотрел на темную комнату, где стояла кровать, на которой он больше не хотел спать. Но уже повернувшись к двери, краем глаза заметил в зеркале мутное отражение отметины на стене, прямо напротив раковины.

Кайл подошел поближе к грязным полосам над полотенцесущителем. Он дрожал – убеждая себя, что это из-за холодной плитки под ногами, от которой дрожь расходилась по всему телу, а не из-за того, что из стены торчали кости какого-то существа с четырьмя ногами.

Вблизи это оказалось больше похоже на отпечаток руки. Четыре тонких пальца с загнутыми кончиками. Как будто вцепившиеся в стену изнутри.

Внезапно Кайл почувствовал запах старого мяса – так пахнет кровь, скопившаяся под свиной отбивной, слишком долго пролежавшей в холодильнике. Он посмотрел на полотенца, ища предательское пятно. Те оказались чистыми, свежими и сухими. И в желтом свете ванной он вдруг понял, где уже видел такие вещи и чувствовал этот запах.

Одиннадцать

Мэнсфилд-стрит, Мэрилебон, Лондон.

16 июня 2011 года. 16.00

– Доброе утро, дорогой Кайл, – Макс, должно быть, прилип к дверному глазку, потому что, стоило Кайлу прикоснуться к кнопке звонка, он тут же распахнул дверь и предстал перед режиссером во всей красе: алый бархатный халат, строгие брюки, белая рубашка с галстуком и рубиновыми запонками.

Макс провел Кайла в длинный холл. Старомодная роскошь стен, обитых безукоризненно чистым кремовым шелком, пугала: так изображали прихожую рая в голливудских фильмах пятидесятых годов. В воздухе стоял запах роз и полироли: эксклюзивный коктейль, разлитый в другую эпоху. Длинные стеклянные панели, вделанные в потолок, давали интенсивный, почти флуоресцентный свет, в котором тяжелые ботинки Кайла выглядели крайне неуместно на фоне сверкающего бело-голубого мраморного пола. Время от времени попадались темные статуэтки и каменные фигурки на белых подставках. Что-то древнеперсидское. И огромное зеркало в позолоченной раме, отразившее каждую пору и морщинку на его помятом лице.

– Симпатичная квартира.

– Спасибо.

Кайл бежал на Мэнсфилд-стрит от самой станции метро «Риджент-стрит» и остановился, только когда увидел здание, где обитал Макс. Холл, в котором он ждал, когда его впустят внутрь, был раз в шесть больше его собственной квартиры, а коричневый ковер, густотой напоминавший медвежью шкуру, простирался от одной мраморной стены до другой. Швейцар в серебряной ливрее позвонил Максу на домашний телефон, чтобы доложить о госте. Кайлу пришлось записать свое имя в журнал в кожаной обложке размером примерно с альбом для марок, пока его не проводили к стальным дверям лифта, отполированным, как зеркало.

Едва открыв дверь, Макс принялся сообщать новости:

– Гавриила перевезут в Англию через пару дней и поместят в больницу. Операция прошла успешно, но он страдает от инфекции.

Кайл вздрогнул и пообещал себе навестить Гавриила, хотя эта идея его совершенно не радовала. Кайла донимало слабое чувство вины из-за происшедшего: он слишком увлекся съемкой и злился на старика и поэтому не стал за ним следить. А еще он хотел спросить Гавриила о том, что там говорил врач о птицах и собаках, и от этого чувство вины только усиливалось. Сцена со стариком на больничной койке после встречи с одним из капканов сестры Катерины была бы ненормальной, безвкусной и абсолютно недопустимой, но все же упускать такой материал не стоило. Вот только Кайл все не мог забыть костлявую руку на стене ванной, он не говорил о ней Дэну до самого рассвета, и с первыми лучами солнца она почти исчезла, выцвела. Они засняли, что осталось, и убежали. Дэн хранил тревожное молчание всю обратную дорогу. И это было плохо. Он должен остаться в деле.

Макс позвонил в нормандский отель чуть свет – ему не терпелось увидеть отснятый материал. Его отношение к случившемуся со Сьюзан и Гавриилом неприятно поразило Кайла – не столько своим легкомыслием, сколько тем, что оно стояло явно на втором месте после съемки.

Соломон согласился обсудить ситуацию только после того, как увидит материал с фермы. У Кайла была с собой пленка, которую он собирался отдать Маусу после встречи: тот собирался работать всю ночь.

– Надо было взять с собой солнечные очки, – сказал Кайл и проследовал за Максом, обутым в лоферы из бычьей кожи, дальше в пентхаус. В этой квартире совершенно не было теней. Яркий белый свет заливал каждый угол, и Кайлу казалось, что даже его тело просвечивает насквозь, – впрочем, из-за этого он странным образом расслабился. Лампы и светильники горели во всех роскошных комнатах, мимо которых они шли.

– Простите?

– Свет, Макс.

– Ах да. Ярковато, если вы к такому не привычны. Но свет, мой мальчик, так же важен для жизни, как вода. Он очищает душу. Открывает сердце. Прочищает мозги. Чувствуешь себя счастливым, правда.

– А по мне, тут как в метро. Вы весь день свет жжете?