Прошла ночь.

Утром Эодан увидел, что Флавий снова говорит с Виккой. Она казалась более оживленной, чем в прошлый раз – клянусь всеми жестокими богами, как она хороша! – и на мгновение на ее лице появилось радостное выражение. Эодан оставался на юте с Деметрием, пока не кончилась его вахта.

Много часов была видна только вода. Ветер стих, и пустой парус обвис; скрип весел действовал на нервы. К полудню стало очень жарко, экипаж разделся. Эодан остался в тунике. Из каюты вышла Викка и сидела одна в тени, но он не подошел к ней.

Солнце так ярко светило в море, что другая галера намного поднялась над горизонтом, прежде чем впередсмотрящий крикнул о ней. Эта галера тоже шла на восток. Эодан напрягся.

– Подготовиться к повороту! – сказал он.

– Эй вы там, внизу, лентяи! – взревел Тьёрр. – Гребите! Вы гребете к своему богатству.

Эодан сам взял рулевое весло. Безумно медленно преодолевались мили. Он подумал, что, если построит себе галеру на севере, она не будет такой тяжелой и круглой – да, открытые палубы, где можно грести под небом…

– Большая, – сказал Деметрий. – Слишком большая, чтобы тебе понравиться.

Пот блестел на его носу, в глазах тревога.

Эодан чувствовал, что старый капитан прав. Корабль, к которому они приближаются, в полтора раза длинней, и его надводный борт возвышается над их галерой. Но тарана у него нет, нет и военных машин, насколько он может видеть, хотя эти машины он знает только по описаниям. И в последние дни в нем накопилось слишком много гнева. Его нужно как-то выпустить.

– Мы приблизимся, – сказал он. – Но пока еще ничего не решили.

– Мы снова решим улизнуть, вот что мы сделаем, – пробормотал Квинт на главной палубе. – Не только тиран, но и трус, этот наш капитан.

Один или два человека украдкой кивнули.

Но корабли продолжали сближаться. Капитан второй галеры крикнул:

– Эй, там! Это «Бона Деа» из Потуолы [Бона Деа, Благая богиня – в римской мифологии богиня плодородия, здоровья и женщин. Потуола – древний город в Италии, в Кампании. – Прим. пер.], идем в Милет с грузом вина. А вы кто?

Эодан повторил старую ложь.

– Что ж, – ответил капитан, – в таком случае посторонитесь, дайте нам пройти.

– Я плыву, где хочу! – крикнул в ответ Эодан.

– Подойдешь ближе, и я решу, что ты пират.

– Думай что хочешь!

Корабли сближались. Эодан хладнокровно ждал, пока не услышал сигнал тревоги и топот бегущих ног. Тогда он передал весло рулевому, ухватился за снасти и поднялся в воронье гнездо. Он теперь был достаточно высоко и близко, чтобы увидеть другую палубу. Он считал матросов, выбегавших и разбиравших оружие у капитана. Пятнадцать. А у них вместе с ним самим шестнадцать!

Конечно, это означает, что придется вооружить гребцов, но… Он обхватил ногой мачту и скользнул вниз с криком:

– Хау-хау-хау! Разобрать оружие!

Люди на палубе взревели. Тьёрру пришлось сбросить в люк слишком нетерпеливого гребца, чтобы весла двигались. Эодан подозвал двух человек и показал на Флавия и Деметрия.

– Свяжите их! – приказал он.

Флавий протянул запястья.

– Боишься, что мы вдвоем нападем на твою банду с тыла? – спокойно спросил он.

– Я не доверю вам женщин, – ответил Эодан.

Он надел на голову мягкую прокладку, а потом шлем Деметрия. О, дикие боги войны, у него на голове снова шлем!

– Сюда! – крикнул Тьёрр. – Сюда, вы, побитые молью обезьяны!

Палуба скрипела под тяжестью изготовленной им абордажной доски.

Над поручнем другого корабля заблестели острия копий. Капитан стоял в шлеме с плюмажем, в начищенном нагруднике, и смеялся над горсткой людей Эодана.

– Значит, это мятеж рабов, – сказал он. – Ну, приходите, приходите! Мы дадим вам здесь работу на вашем пути к арене.

Эодан мрачно посмотрел на своих людей и подумал о десяти гребцах внизу. Это не бойцы. Вон хнычет тощий седобородый. Он никогда и не подумал бы о том, чтобы стать пиратом. Лучшим из них был Нарсес, но Нарсес сейчас на дне моря. Что ж, они с Тьёрром будут делать, что смогут, потому что сейчас отступать уже поздно. Даже если они струсят и повернут, вторая галера будет их преследовать, а у нее больше гребцов.

Он видел у каюты Викку и Фрину. Они молча держались за руки в том таинственном горе, на которое способны все женщины. Он пошел к ним, надевая шлем.

– Оставайтесь за дверью, – сказал он. – Если мы потерпим неудачу, делайте, что сможете.

Он посмотрел на Викку и улыбнулся – он не думал, что на это способен.

– Все будет хорошо, – сказал он на их языке. – Ты всегда была моей удачей.

Она подняла кулак и прикусила костяшки, и Фрина увела ее в каюту.

Эодан пошел вниз с грудой оружия. И крикнул в кашляющую, звенящую, потную темноту:

– Вот то, о чем вы меня просили. Если останетесь в живых, не переставайте подчиняться мне. Оставайтесь за веслами, пока не услышите мою трубу. Потом извлеките весла, чтобы они не сломали вам ребра, когда мы столкнемся! Выходите наружу и сражайтесь!

Нет смысла гадать, поняли ли его. Он побежал вверх по лестнице со щитом в одной руке и мечом в другой. «Бона Деа» возвышалась над ним, как утес. Он видел отражение солнца на щитах и лезвиях на ее палубе.

Тьёрр шипами закрепил абордажную доску за палубу. Ее за веревки держали два человека, свободные шипы готовы были впиться. Тьёрр высоко поднял молот, определяя дистанцию.

– Давай! – крикнул он и опустил молот.

Два человека выпустили доску, и Эодан затрубил в трубу Деметрия. Доска опустилась, и их борт ударился о весла второго корабля. Затрещало дерево; пират посмотрел на обломок длиной в фут, вонзившийся ему в бедро, и закричал. Крюки коснулись борта. Их закаленные острия глубоко впились. Оба корабля содрогнулись и остановились.

– Хау! – закричал Эодан и побежал по доске.

Два щита перед ним двинулись друг к другу и сомкнулись. Стоявшие за ними высунули пики, пытаясь попасть ему в живот. Эодан одно копье отвел своим щитом. Противник убрал копье, отступил, но потом ударил снова. Эодан отбил копье мечом. На мгновение он подумал, что ему не пройти.

– Берегись, диса!

Эодан услышал гневное гудение в воздухе и опустил голову. Пролетел вращающийся молот Тьёрра. Он ударил в лицо одного человека за щитом. Щит упал, человек вместе с ним.

Эодан прыгнул в щель между двумя щитами. Он встал на упавшего и ударил второго копейщика. Металл не защищал живот второго матроса, и