на руках и ногах и пошла по палубе, казавшейся незнакомой в своей упорядоченности. Тьёрр смотрел в открытый грузовой люк.

Он повернулся и улыбнулся ей сквозь рыжие усы.

– Мы открыли трюм, и ты не поверишь, сколько вина несет это корыто и не тонет. Парни устроят мятеж, если у нас сегодня не будет пира, я не могу сказать, что виню их!

Фрина с опаской посмотрела на небо.

– А это разумно?

– О… ты о погоде? Немного ветрено, но ничего такого, из-за чего следовало бы беспокоиться. С морскими якорями мы далеко не уйдем, а Деметрий говорит, что здесь негде высадиться на землю. Ты выглядишь усталой. Позови Эодана, и мы все выпьем.

– Он со своей женой, – сказала она.

– Да? Хм. Понятно. Ну, тогда постучи им в дверь бутылкой, и они поступят, как захотят. – Тьёрр сверху донизу осмотрел стройную фигуру перед собой. Он улыбнулся. – Ты ведь не захочешь поступить, как они?

Она, не обижаясь, покачала головой.

– Ну, я только спросил. Сегодня ночью оставайся поблизости, чтобы я тебя услышал. Не все мужчины так благородны, как я.

– Пойду умоюсь и переоденусь, – сказала Фрина.

– Хорошо. Иди в каюту. Я велю кому-нибудь принести тебе чан с водой.

Фрина вошла в каюту капитана и увидела, что та обставлена гораздо лучше каюты на меньшем корабле. Снова мужская одежда, вздохнула она про себя. Но вот большой плащ; с помощью броши и пояса его можно надеть так, что он почти достигнет ее голеней. Получится что-то вроде платья.

– Приветствую тебя, – сказал голос от двери.

В приступе ужаса Фрина отступила. На нее смотрел хозяин Флавий. В обеих руках он нес ведра.

– Думаю, рыжего позабавило, что он заставил меня прислуживать тебе., – сказал он. Рот его искривился. – Он не слышал, что в Риме каждый год бывает праздник, когда римляне становятся слугами своих рабов.

– Но я больше не рабыня! – сказала Фрина скорее себе, чем ему. Она редко видела этого человека: ее купили в его отсутствие, и она прислуживала его жене, которую он избегал. Но он хозяин, и ни один приличный человек… Но я теперь за пределами приличия, подумала она, за рамками цивилизации. Я преступница – и не только в Риме, но и в матери Рима Элладе.

Сознание этого привело ее в отчаяние.

Флавий налил воду в чан, прикрепленный к полу. Корабль раскачивался, и вода плескалась. Флавий искоса взглянул на Фрину. И наконец сказал с приглушенным весельем на безупречном греческом языке:

– Дорогая, ты всегда будешь рабыней. Думаешь, если на твоей белой коже нет клейма, твоя душа избежала этого?

– Мои отцы были свободными людьми, когда твой город был вассалом этрусков! – воскликнула она, гневно топая.

Флавий пожал плечами.

– Поистине. Но мы не наши отцы. – Он спокойно смотрел на нее, и голос его стал ниже. – Но я говорю, что на тебе все равно есть рабское клеймо. Оно выжжено… красивые слова на тонком пергаменте, белые столбцы на летнем небе, корабль с бронзовым носом на голубой воде, смелые люди с чистыми телами и с Платоном на языке, марширующий легион, где тысячи ног ударяют, как одна, лира и песня, шутка и поцелуй среди цветущих роз. О, если бы боги, в которых я не верю, были бы так жестоки, что удовлетворили твое желание, ты бы отдала свое тело какому-нибудь северянину, изучила бы его собачий язык и вылавливала вшей в его волосах, каждый год приносила бы ему орущего ублюдка, пока твое беззубое сорокалетнее тело не бросили бы в яму в болоте, где всегда идет дождь. Но твоя душа будет навсегда прикована к Средиземному морю.

Она, дрожа, сказала:

– Если поверить твоим лживым словам, ты тоже раб.

– Конечно, – спокойно ответил он. – Не бывает свободных и несвободных; нас всех несет, как увядшие листья, от несчастного начала к нелепому концу. Не я говорю с тобой сейчас; звуки, исходящие из моего рта, созданы случаем и колеблются в границах причинности и природного закона. Поистине, мы все рабы. Единственная разница между благородными и подлыми.

Он сложил руки и прислонился к косяку.

– То, что ты сделала, доказывает, что ты из благородных, – сказал он. – Если бы мы вернулись в Рим, я бы освободил тебя, лжесвидетельствовал бы в сенате, если понадобится, чтобы спасти тебя от закона. Я бы дал тебе денег и твой собственный дом в Греции.

– Ты пытаешься подкупить меня? – гневно спросила она.

– Может быть. Но это позже. То, что я предложил, добровольный дар, независимо от того, останешься ли ты с кимвром или нет, конечно, если мы оба каким-то образом вернемся в Рим. Я сделаю это по собственному желанию, потому что мы с тобой люди одного сорта, ты и я, а такие, как мы, всегда одиноки.

Он улыбнулся.

– Конечно, если ты хочешь убедиться…

Она выхватила кинжал.

– Убирайся! – крикнула она.

Флавий поднял брови, но вышел. Фрина захлопнула за ним дверь. Она сжала руки. Потом яростно сорвал тунику и умылась.

Закутавшись в плащ, она снова вышла. Теперь она была спокойней – внешне; в глубине мрачно гудел какой-то незнакомый язык. Солнце садилось, мачта покачивалась в небе. Тьёрр сидел на бочонке под ютом, топал и поднимал украденную чашу. Повсюду толпились люди, кричали, пили вино, которое лилось из бочек, и палуба, недавно красная от крови, стала пурпурной от вина. Фрина содрогнулась и плотней завернулась в плащ. Предстоящей ночью будет править Кирка. [Кирка, или Цирцея, – в греческой мифологии могущественная колдунья. – Прим. пер.]

Она посмотрела на корму. Флавия окружила небольшая группа людей. Она узнала Деметрия, молодого Квинта, двух или трех других. На мгновение она испугалась. «Но… что могут сделать несколько невооруженных недовольных?» – презрительно подумала она.

Она прошла вперед. Из-под закрытого люка слышались какие-то странные звуки – что это? О, конечно, экипаж и несколько более робких рабов с этой галеры внизу прикованы к скамьям гребцов.

Тьёрр крикнул ей:

– Эй, девушка щита. Выпей со мной. Ты это заслужила!

Фрина пошла к нему. По пути один человек попытался схватить ее. Тьёрр небрежно метнул молот. Человек закричал и отскочил, сжимая пальцы босых ног.

– Следующий обидевший мою девушку получит в грудь, – без гнева сказал Тьёрр. – Принесите мне назад мой молот.

Фрина взяла чашу, в которую он зачерпнул из бочки вина. Она держала чашу обеими руками, балансируя на качающемся корабле. Неразбавленное вино пьют варвары, подумала она; но в море пресная вода ценней. Она посмотрела на сидящих вокруг нее косматых людей и спросила:

– А не будет драк? Они могут вывести из строя, когда