Ее слова удивили меня.

— Откуда ты знаешь, что он ценил мое отношение к нему?

Триша кивнула в сторону Фреда:

— Он говорил мне.

— Говорил тебе?

— Да.

— Ты хочешь сказать, что слышала, как он говорит обо мне, ты ведь поэтому это знаешь?

Триша вздохнула, ее вздох был таким глубоким и резким, на какой способен только подросток.

— Нет, я хочу сказать, что он говорил это мне. — Триша прислонилась к стене, было видно, что ей наскучила наша беседа. Во рту у нее было полно розовой жвачки, — ее челюсти непрерывно двигались, пережевывая ее. — Он слышит каждое наше слово.

Я, остолбенев, уставилась на Фреда. Он смотрел на землю и кивал неспешно и глубокомысленно. Его пальцы, в которых была зажата сигарета, сильно дрожали.

— Да, — пробормотал он. — Я слышу вас. Я слышу вас обеих.

Я сделала шаг в сторону от Фреда и жестом подозвала к себе Тришу. Она подошла, округлив глаза, и снова тяжело вздохнула.

— Но как это возможно? — прошептала я. — Как он может нас слышать?

— Я все равно вас слышу, — пробормотал Фред.

— Вовсе не обязательно шептать в присутствии Фреда, — сказала мне Триша. — Я уверена, что он никому не скажет то, что слышит. А даже если и скажет, никто ему не поверит.

— Но как он может слышать нас?

— Понятия не имею. — Триша пожала плечами и снова подошла к Фреду. — Он всегда мог это делать.

— Ты с ним с тех пор, как он родился?

— Не-а, это он со мной с тех пор, как я родилась. Он мой старший брат.

Странно было видеть грязного старого Фреда и знать, что эта молоденькая свежая девчушка его родственница. Но мне нужно быть тактичной.

— А на сколько лет он старше тебя?

— На два года.

Я задумалась, но ненадолго. Я выглядела в точности так же, как тогда, когда умерла. Я думаю, что это касалось и Джона, и Алека, и даже Руфуса.

— То есть ты мертвая с тех пор, ух…

— Я умерла, когда мне было двенадцать лет, — констатировала Триша. — Меня убили.

— О!

Я не стала настаивать на деталях. Я сама не хотела бы рассказывать все жуткие моменты собственной смерти, да и эта малышка тоже вряд ли захотела бы вдаваться в подробности.

— Так… Фред… твой брат не убивал меня?

— Не-а.

— Но у него мой браслет. — Я все еще ходила вокруг да около интересующего меня вопроса. Мне вовсе не хотелось обижать первого же ангела, которого я встретила — кроме Джона, разумеется.

— Да, это так. Он у него. — Триша говорила медленно, как будто с ненормальной. — Ты же знаешь, что у него нет дома. И если попадается что-нибудь, за что можно получить немного денег, он берет это. Ему же надо есть, понятно?

— Но как он у него оказался?

— Он подобрал браслет, когда ты его уронила.

— Когда я его уронила?

— Когда на тебя напали в подземной парковке, мне кажется.

— Да. — Скорее всего, он был на мне в день моей смерти. Я совсем забыла об этом. — А ты видела, кто сделал это со мной? Кто убил меня?

— Нет.

— Но раз Фред был недалеко от парковки, ты же могла видеть…

— Меня не было рядом. — И Триша принялась рассматривать свои ногти, как бы показывая мне, что я до предела утомила ее своими расспросами.

— Но если тебя там не было, где же ты была? — задала я еще один вопрос.

— Я была… — Она надула шар из жевательной резинки. — В другом месте.

— Так. Может быть, Фред случайно заметил, кто ударил меня?

— Не знаю. Спроси его. — Она снова округлила глаза и крикнула: — Эй, Фред! Ты, случайно, не видел, кто убил эту даму?

Фред крутил головой из стороны в сторону.

— Он слышит нас, но не видит. Вот дурень-то! — Триша прошептала себе в ладошку. Мне эта девочка переставала нравиться. — Его пугает то, что он слышит голоса неизвестно откуда…

— Фредди? Я спросила, не видел ли ты, кто убил… — Она посмотрела на меня, вопросительно изогнув брови.

— Анжелу.

— Анжелу? Ну, ты знаешь, ту цыпу, которая иногда приносила тебе кофе. Ту, у которой потрясающие титьки.

У меня челюсть отвисла, когда я услышала это от Триши. Ей было всего двенадцать лет, а она выражалась как заправский сквернослов. Но та лишь улыбнулась в ответ на мой удивленный взгляд.

— А что? — Она бесхитростно пожала плечами. — Это он так сказал, не я.

— Я не знаю, не знаю, не знаю. — Фред уронил сигарету на землю и, волоча ноги, пошел прочь, плотно укрыв лицо воротником своей старой, вытертой куртки. Мы с Тришей поспешили за ним.

— Он очень плохо чувствует себя сегодня, — поделилась со мной Триша. — Такие приступы у него случаются раз в несколько дней. Ничего мы у него не узнаем, по крайней мере ничего путного.

— А что с ним?

— Становится старым, я думаю.

Фред начал набирать скорость. У него появилась цель.

— Он начинает забывать все к тому же. А иногда ему мерещатся вещи, которых нет. Ну, кроме меня, конечно. Я-то реально здесь, но он никогда меня не видит.

Я взглянула на Тришу. Внешне она казалась крепкой и грубой, но у меня было ощущение, что в душе она нежная и ранимая.

— Как долго, говоришь, ты с братом? — спросила я.

Фред не спеша вышел на дорогу, где его чуть не сбил несшийся на большой скорости мусоровоз.

— С тех пор, как умерла. Уже сорок пять лет.

— Но ты ни на день не постарела.

Триша даже не улыбнулась. Кажется, она не оценила мое чувство юмора.

— Почему? — спросила я.

Триша оглянулась и посмотрела на меня. Тут я впервые заметила, что у нее глаза странного бутылочно-зеленого цвета, как у кошки.

— Что почему?

— Почему ты с ним так долго?

— Он мой брат, — просто ответила она. — Ему нужен кто-нибудь, кто бы о нем заботился. У него больше никого нет.

Я почувствовала себя виновной, вспомнив, что мой собственный брат сидит в тюремной камере совсем один.

— А как ты заботишься о нем? — задала я еще один вопрос.

Триша мне не ответила, а просто уставилась на мыски ног, которые двигались довольно быстро. Снег только что начал падать с серого неба, причем снежинки больше всего походили на плевки, чем на что-нибудь другое. Фред продолжал идти, и вся его фигура выражала решительность достичь поставленной цели.

— Я поговорю с ним. Он будет чувствовать себя не таким одиноким. А уж я постараюсь ничего не упустить, — наконец выдавила из себя Триша. Совершенно очевидно было, что ей не хотелось заниматься чужими проблемами. Вероятно, это была еще одна черта ее далекой от идеальной личности. — Они его вечно преследуют, знаешь.