новую затяжку. Дыня пропитывает моё тело и разум. Я сам

превращаюсь в дыню. Кажется, укуси за палец — и брызнет сладкий

прозрачный сок.

Ангел

В цвете важны не только глаза, но и волосы. Они тоже бывают золотыми.

Но, как и золото, существенно различаются по оттенку. Светланченко

не была блондинкой, она была рыжей. И коль уж проводить аналогию

с золотом, тянула на низкосортное турецкое, в народе именуемое

«рыжухой». Цикоридзе это, впрочем, нисколько не смутило как представителя

тёмных сил, и в качестве оного он поддался этому мистическому

притяжению. Ему стало интересно с ней поиграться. Как кошка с

мышкой, как учёный с крысой, как любопытный ребёнок с игрушкой

или домашним животным. Как колдуну с душой. Этакое, знаете ли,

холодное и отстранённое, убийственное любопытство без капли жалости

или сочувствия. Собственно говоря, у меня Цикоридзе ассоциируется

с двумя личностями: Печориным и Санкт— Петербургом. Да, насчёт

личностей я не описался. Скоро сами поймёте, почему. От Печорина

у него это самое холодное любопытство, ставящее его выше всех

прочих людей и дающее право на эксперименты над ними. Плюс: чисто

печоринская безбашенность и отвага, презрение к трудностям и боли.

Сила, позволяющая преодолевать любые препятствия. Помните «фаталист»?

Офицерская рулетка, прыжок в окно к сумасшедшему убийце — всё

это вполне в его духе. А от Питера в нём — тьма. Суть вышеупомянутого

понятия применительно к данному контексту я сейчас разъясню. Начну

издалека. Несколько тысяч лет до возведения Петрограда на его

месте мёртвым грузом лежали болота. Слово «мёртвым» в данном случае

не метафора. Болото — это олицетворение смерти в природе. В болоте

умирает всё. Звери, травы, цветы, деревья, солнечный свет. Только

мох— падальщик процветает там вовсю. Сама причина появления болота

— это смерть. Это его корень и рождение. Топь — это мёртвая земля.

Её сил уже не хватает, чтобы удерживать свои части вместе. Всю

плоть болота пронизывают тлен и разложение. Болотный газ — это

сероводород, запах смерти. Им пахнут тухлые яйца. Маленькие нерождённые

птицы. Вещество, пропитавшее всю воду болот — это трупный яд.

Самый дорогой наркотик в этом мире, источник почти неограниченной

власти и богатства, чёрное золото, нефть — это ни что иное, как

разложившиеся миллионы лет назад доисторические растения. Железная

руда, которую также добывали наши предки в болотах — это минерализовавшаяся

кровь. Но это ещё полбеды. На редких островках суши в этом аду

в старину стояли чёрные алтари. Древнейшие жрецы приносили там

человеческие жертвы злым богам. Жрецы умерли, богов забыли, но

всё это время они продолжали там спать. И копили в своих тёмных

снах злобу и силу. Боги — это, как теперь модно говорить, очень

сильные эгрегора, за исключением достигших этого могущества людей.

Проще говоря, энергетические субстанции тонкого плана, обладающие

большой силой и некоторым интеллектом. Разум их ограничен, и вся

его деятельность направлена на увеличение запаса энергии, читай

силы. Энергия же черпается от веры, страха, боли и радости. Смотря

какой бог. И вот взбрело же в голову некоему Петру возвести там

город. На строительстве этого монстра погибло несчётное множество

людей. Антисанитария, голод, жажда. Нечеловеческие условия труда.

И кровь этих людей окропила сокрытые в самых недрах болота, под

толщей грязных вод и времени, алтари. И крики их боли, предсмертные

крики их разума, тела и душ пробудили от спячки древних чёрных

богов. И ослабшие от долгого забытья боги, движимые безупречным

и слепым инстинктом выживания, объединились. Слились в единую

сущность, которая стала душой города и оживила его. Питер представляется

мне паутиной, одной большой смертельной западнёй. И Питер — это

паук. Коварный, безжалостный и бессмысленно жестокий. Жаждущая

живого сока мёртвая тварь. И сок этот для него — ваши души. Паук

этот выделяет яд, который, вместе с тем, выполняет функцию анестезии

и наркотика. Дарит кайф, иллюзию свободы, вдохновение, переваривая

внутренности твоей души. И пока ты живёшь — ты кайфуешь, не замечая

смерти, окликающей тебя по имени. Но рано или поздно процесс завершается,

и зверь высасывает из тебя все соки, выбросив ненужную и пустую,

прозрачную, невесомую шкурку. Если ты не умер в процессе и сразу

после, ты какое— то время ещё трепыхаешься, но старуха уже взяла

тебя за плечо и развернула. Посмотри в её беззубый рот — она тебя

съест. И самое страшное, что проторчав так пару лет — уже не можешь

слезть. Некоторым удавалось, но они уезжали навсегда. «Город–

сказка, город— мечта, Попадаешь в его сети — пропадаешь навсегда».

Возможно, Саша понял, что ему не слезть. Кто знает? Я знать не

хочу. Мне и так страшно.

2-4.

Это последняя часть второй главы и, композиционно, последний кусок текста, в котором речь будет идти о моём втором визите в Краснодар. Соответственно, поскольку впереди ещё несколько дней, дописывать её сейчас я не стану. И не потому, что не о чём рассказать — рассказать ещё есть о чём. В мозаике снов, знаков, событий и энергий остались незадействованные элементы.

Они окружали меня, но ещё не проникли в повествование. Некое интуитивное ощущение подсказывает мне, что надо сохранить файл, закрыть ворд и отложить писанину. Можно разве что кратко перечислить элементы, которые будут организованы далее. Это девушка из Москвы по имени Дарина, с которой мы познакомились здесь. Это сны про гашиш, девочку из пионерлагеря и моего друга Блохастого в эгрегоре наркоманов.

Это те структуры, которые ещё не увязались в последовательность — чего-то не хватает пока, что-то мне неочевидно, может быть, просто не произошло. Когда паззл сложится, я вернусь и продолжу историю. А сейчас — поставлю три звёздочки, которыми отмечаю паузы в написании.

***

Ну что, ребята, круг замкнулся — пора подбивать бабки. Сейчас у меня в ушах играет Everything is in it’s right place Радиохэд, начавшаяся как только я включил ноутбук. Это особенная песня для меня, как по своему глубокому значению и гипнотической музыкальной структуре, так и по более личным обстоятельствам — этой зимой она нехило меня вскрыла, а вернее — РАСКРЫЛА.

Теперь измеряю время в автобусах. Сижу и смотрю на табло, где указано время отправления — вот только что ушёл транзитный из Новороссийска в Усть-Лабинск. Значит, с момента моего входа на вокзал прошло 30 минут. Ещё 4 часа, и я двину домой — медленно, но верно.

Плеер последнее время радует меня любимыми треками. Не, они, конечно, в нём все и исключительно любимые, но каких-то всё равно ждёшь, всегда, если в