— Война закончена, — убедительно заявил он. — Мы достигли того, чего должны были достигнуть, а именно: усиления британского влияния в Афганистане. Разделяй и властвуй, my dear gentlemen. Кабул в наших руках, эмир свергнут, Афганистан поделен на провинции, власти провинций — наши марионетки. Я с уверенностью заявляю, что можно готовиться к возвращению.

— Готовясь к возвращению, — сказал Эдвард Друммонд, — надо посмотреть правде в глаза. После этой войны некоторые полки займут почетное место в истории Британской империи, и закрепят это место новыми заслугами и славой. Семнадцатый из Лестершира, Пятьдесят Первый из Йоркшира за Али Масджед, Восьмой Ливерпульский и шотландские горцы за Певар Коталь. Их лавры, согласитесь, вполне заслужены. Тем более неприятно приходится констатировать, что наш Шестьдесят Шестой не отличился ничем столь же славным.

— Во-первых, это не совсем так, — нахмурил свои светлые брови Генри Джеймс Барр. — By George! Мы отыграли в этой войне свою роль, провели достаточно сражений. Возможно, судьба поскупилась для нас на битвы и победы такого масштаба, как Али Масджед, Певар Коталь или Фатехабад, но стыдиться нам нечего. Во-вторых, мы воевали там, куда нас послали, и так, как было приказано. За нашу страну, за королеву и отчизну. Не для славы, не для почестей и не для мраморных досок. Доски для меня не важны. Для меня достаточно сознания того, что я честно исполнил свой солдатский долг.

— Победа солдату необходима, — убежденно заявил Уолтер Райс Оливи. — Сила солдата в солдатских традициях, а традиции возникают и создаются из побед. Победа делает солдата. И чем она больше, и чем достойнее побежденный противник, тем лучше солдат. А поскольку наши солдаты лучшие в мире, то в самом деле заслужили противника более достойного, чем местные аборигены.

Райс Оливи, Ханивуд и Барр были товарищами Друммонда, вместе в один год всей четверкой закончили Сандхерст, вместе получили звания лейтенантов и назначение в Шестьдесят Шестой пехотный полк Ее Королевского Величества. Было это почти год назад. Здесь, на биваке под Кандагаром, за полевым чаем, с ними был еще один выпускник военной академии, старше их на год старший лейтенант Томас Уиллоуби из Королевского 3-го Бомбейского кавалерийского полка, одетый так же живописно, как его индийские подчиненные, в расшитый алкалак,[84]перепоясанный пурпурным камарбандом.[85]

Друммонд задумчиво игрался ручкой чашки.

— Сержант Эпторп из второй роты, — сказал он наконец, — пожаловался мне вчера. «Мой отец, сэр, — сказал он, — воевал с русскими под Инкерманом, а потом с мятежниками под Махраджпуром. Он с гордостью носит Крымскую медаль и Звезду Гвалиор. И до сегодняшнего дня, когда он входит в „Сити оф Йорк“ на Хай Хоборн, то все раскланиваются с ним у барной стойки. А чем я похвалюсь, вернувшись в Лондон, сэр? Тем, что стрелял в черномазых полуголых дикарей в тюрбанах, вооруженных ржавыми ножами, луками и старыми самопалами? Тоже мне служба, сэр! Срам один, сэр. Что мы здесь делаем, сэр?»

— Надеюсь, — Барр в характерной для него манере принял важный вид. — Надеюсь, что ты поступил с ним так, как он этого заслуживает. By Jove, не будет толку в армии, если всякий сержантишка осмеливается обсуждать приказы командира. И подвергать их сомнению…

— Армия держится на сержантах, — повысил голос Райс Оливи. — И это не прусская армия, но британская. Британский сержант имеет право обратиться к британскому офицеру, если у него есть сомнения. А обязанность офицера — эти сомнения развеять. Только так и не иначе усиливается сплоченность и боевой дух в войсках.

— Разве ты не мог развеять сомнения твоего сержанта, Тедди, old fellow? — засмеялся Ханивуд. — Объяснить ему, в чем смысл этой войны и Большой Игры?[86]Имея для этого готовую речь? Ту самую, которой нас потчевал старый Стюарт в Пенджабе и Мултане?[87]Помнишь же?

— Помню.

* * *

— Господа офицеры!

Генерал-лейтенант сэр Дональд Мартин Стюарт, кавалер Ордена Бани,[88]шотландец, ветеран войн в Афганистане, Абиссинии и Индии во время Великого Бунта,[89]перекинул сигару из одного угла рта в другой. Потом, чтобы все-таки его было лучше слышно на шумном собрании, вынул сигару изо рта. С явным сожалением.

— Страна, в которую я прикажу вам вступить и ввести войска, — это Афганистан, — громко начал он, водя глазами по лицам, окружавшим его. — А нашими противниками, людьми, с которыми мы вступим в бой, будут жители Афганистана: пуштуны, африди и гильзаи. Наш противник — Шер Али, эмир Афганистана. Но наш настоящий противник, господа офицеры, — это Россия. Видимо, слишком тесен мир для двух империй, для Альбиона и России, следовательно, конфликт, начавшийся в Крыму под Альмой, Инкерманом и Балаклавой, по-прежнему продолжается и будет продолжаться. В кампании, которую мы начинаем, вам, господа офицеры, не доведется скрестить шпаги с казаками. Тем не менее воевать вы будете против России, и не забывайте об этом даже на минуту! Против России, агрессивной и захватнической державы, жаждущей власти над миром. Мы не совершаем вторжение в Афганистан. Мы идем в бой, чтобы собственной грудью заслонить и оградить от русского захватчика Индию! Драгоценный камень в британской короне, который грязная Россия хочет из этой короны выдрать.

Генерал затянулся, выпустил облако дыма. Потом вынул сигару изо рта и смачно плюнул на пол.

— Все началось в 1813 году, — загремел он снова, обтирая рукавичкой бакенбарды, — после русско-персидской войны и подписанного в Гюлистане[90]мирного договора, по которому России отходили персидские провинции Азербайджана, Дагестана и Грузии. Посмотрите на карту, господа офицеры. Но московскому медведю этого было мало. Он рвался дальше к Индии, захватывая все по дороге своими когтями. Ханаты Ташкента, Хива, Бухара и Самарканд стали частью российской империи, граница которой сейчас уже достигает Амударьи.

— Это The Great Game, господа офицеры, Большая Игра. И вот в этой игре новый ход русского сатрапа! Царь Алекс, этот старый хрыч, этот палач Польши, даже не думает сидеть тихо за Амударьей, но точит свои зубы на Индию! А сначала — на лежащий по пути Афганистан! Царь Алекс вынудил эмира Афганистана принять в Кабуле российскую дипломатическую миссию, а мы знаем, что означают дипломатические миссии Петербурга и кому они прокладывают путь. Ибо когда вице-король Индии пожелал, чтобы эмир Шер Али принял также британскую миссию, то эмир ответил отказом. Так что давайте научим афганского дикаря, что означает отказывать Британии. Научим его, что когда Британия чего-то желает, то ее желание исполняется вприпрыжку! Двадцать тысяч генерала Брауна выступают из Кэмпбеллпура и Пешавара на форт Джамруд и Хайберский проход с задачей занять Дакку[91]и Джелалабад. Колонна генерал-майора Робертса направляется из Кохата через Тхал[92]прямо в долину Курам, а по ней, не сворачивая, на Кабул! Мы же обеспечим юг, левый фланг армии, выйдем отсюда, из Мултана, через перевал Болан, захватим Кветту[93]и Кандагар! We’ll teach the damn niggers a lesson![94]Пусть они почувствуют, как пахнет британский штык!