litbaza книги онлайнРазная литератураОстров любви - Сергей Алексеевич Воронин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 128
Перейти на страницу:
выжидающе, и я говорю, несколько смягчая:

— Они сказали, что не пойдут сюда, а просят вас к себе.

— Ага, к себе… ладно. Соснин, поезжай к Еременко и сообщи, рабочие отказались работать. Поезжай!

— Есть! — вылетая из зимовки, кричит он.

Через полчаса приехал Еременко. Чисто выбритый, светловолосый. Было в нем что-то размашистое, уверенное.

— Пошли к рабочим!

— В чем дело, товарищи? — залезая в палатку, спросил он.

Секунда молчания — и гул выкриков; всех больше кричал Мендияров, сухонький, с глубоким шрамом через весь лоб, старикашка.

— Мы, товарищ Николай Иванович, кровь проливали, нам, большевикам-партизанам, не страшен баррикад и прочая преграда. Октябрьская власть и рабочих и крестьян, и все, а тут горох… Я кровь проливал, власть делал, и пускай буржуй не думает напасть на Союз, который я завоевывал. Вот, а горох, я не могу работать. Осел я, ослаб.

— Ну что ж, товарищи, кто не хочет работать, тому мы дадим расчет. Пищи у нас нет.

— Давай расчет!

— Хватит!

— Довольно!

— Расчет!

— Николай Александрович, опросите всех рабочих и выявите тех, кто хочет работать.

Ник. Александрович начал опрос. «Не останусь», «Нет», «Не останусь», — доносились голоса.

— Перваков?

— Я болен… живот.

— Значит, на работу не идешь?

— Живот… не пойду! — почти выкрикнул он последние слова.

— Баженов!

— Останусь я, останусь, Миколай Александрович.

Иванов Прокопий согласился безоговорочно. Еще прибавился Мельников.

— Ну вот, я дам еще троих вам от Воротилина, а потом еще прибавлю, — сказал Еременко. — Можете выходить на трассу.

— Хорошо, — встрепенулся Ник. Александрович.

— А вы, товарищи, пожалуйста ко мне на базу за расчетом.

Мало отрадного видеть совершенно новых людей, незнакомых с работой. И как тут не вспомнить расторопного Первакова, глядя на узкоплечего, сутулого, с качающейся из стороны в сторону головой старика Казакова, неумело вырубающего репер? Но что поделать? Зато два воротилинских рубщика оказались сверх ожидания умелыми. То, что раньше делали пять человек, они совершили вдвоем. Возвращались с работы домой, и Ник. Александрович не мог наговориться от радости.

— Ведь только подумать, Сережа, двое, а стоят пятерых. И знаешь, кончили они работу и улыбаются, а у наших я никогда не видел улыбки, вечно злые…

20 октября. Дни стоят на редкость прекрасные. Солнце и тишина. Только бы самолетам и летать, но их нет. Приехал на базу Жеребцов, — в отряде Лесовского все съедено. На базе отпустили им восемьдесят килограммов гороху и мешок сушеной моркови. После чего на базе осталось только два мешка гороху и двадцать кило муки.

Что делать? Еременко думает подождать еще два дня и потом спуститься вниз. Рабочие рассчитаны, они думают всей группой идти к К. В. А шантрапа, украв у Давыдова сто пятнадцать рублей, а у Мишки Пугачева шубу (в отместку за то, что остался работать), взяла лодку и уехала вниз.

Еще утром ушел на Джамку Уваров за документами к Троицкому. Но не только за документами, а подбить и остальных рабочих на расчет. Уваров — краснолицый, заросший черным волосом, с маленькими черными острыми глазами человек. Он поварил у рабочих. Ценен он был им тем, что много кричал, отстаивал их права. И вот теперь, когда вопрос с увольнением рабочих решен, узнаем, что и тут он явился виновником. «Отказывайся работать, ребята, — подбивал он, — требуй жратву. Дадут, побоятся расчета!»

«Ребята» отказывались раньше и получали требуемое, но теперь давать им нечего, и не пошли впрок советы Уварова, — дали рабочим расчет. Не ожидали такой концовки многие. Не ожидал и сам Уваров и, чтобы рабочие на него не обрушились, побежал на Джамку, подбить остальных.

— Всеволод, что же будет дальше? Ну, рассчитали рабочих, дали им по два килограмма гороху на весь путь, ну, а мы, мы-то как? — спрашиваю я.

Ночь. На синем куполе неба белая, как снег, луна. Она кажется неподвижной, словно примерзшей. От деревьев падают гигантские прямые тени, дальше они сливаются, и лес становится черным, непроницаемым. Мы стоим на берегу. Внизу шуршит шуга, монотонно, тягуче. Амгунь кажется спокойной, тихой под ее покровом. Шуга идет сплошняком, и теперь Амгунь под лунным светом матовая.

— Как же? — гляжу я на Всеволода.

Мне видна только половина его лица, освещенная синим светом, от этого резче очерчиваются контуры его лица.

— Я отвечу тебе, только это секрет, — и он понижает голос. — Все уедут, а мы — трое — останемся. Мы должны сдать профиль. Авангард партии, ничего не поделаешь.

— А продукты?

— Еременко кое-что припрятал, и нам, может быть, хватит. Конечно, горюшка тяпнем, но другого выхода нет. Зато знаешь какими героями вернемся. Сделали дело, кончили, вот что радостно! Я говорил сегодня с Еременко, он мне и сообщил об этом.

— Ник. Александрович знает?

— Наверно, знает… Ну, пойдем, холодно. — Всеволод вздрагивает и направляется к зимовке. — А знаешь, — останавливается он, — муки у нас нет. Завтра будут гороховые лепешки, и то только по две штуки.

В зимовке горят свечи, потрескивают в печурке дрова. Согнувшись над столом, сидит Ник. Александрович, он в сотый раз перечитывает письмо К. В. «Не трогая косогора, идти по подножию Канго», — отрываясь от чтения, говорит он нам как всегда не к месту, и все же нельзя сказать, что и не к месту… Работа.

21 октября. — Словно что оборвалось в груди у меня, таково-то скучно стало, как ушли рабочие. Свыклась, должно, с ними, — говорит Шура, когда я возвращаюсь с работы.

— Все ушли?

— Все до единого. А Уваров сказывал Проне-та: «За премию, говорит, остался». Насмехался ён.

В зимовке накурено. У печки сидят «стройматериалисты» вместе с начальником отряда Аристовым.

— Если завтра ничего не будет известно, уезжаем вниз, — басит Аристов. — Я пока еще хочу жить.

— И надо спешить, а то вода все больше и больше падает, и Амгунь

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 128
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?