Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Храмовая музыка стала громче. Сбоку от алтаря, вырезанного из гигантского куска хрусталя, открылась потайная дверь. Жрец Судьбы, окруженный стайкой подростков лет двенадцати-пятнадцати, вплыл в зал и, не спеша, направился к нам. Молодые послушники скромно попрятались за колонами.
— Приветствую вас, дети Предвечной! Желаете помолиться за свои судьбы, судьбы родных или друзей? А может, вы хотите спросить оракула о своем предназначении?
Седые волосы жреца свободно касались плеч. Высокий и по-стариковски костлявый он выглядел внушительно. Речь его была неторопливой и неэмоциональной, ну а глаза цепко высматривали что-то известное лишь ему одному. Жрец знал, что за гости посетили храм его богини, но вел себя без суеты и страха.
— Всеблагой отец, я хочу помолиться об исполнении желания, — попросила я жреца.
Отдав распоряжение занять остальных посетителей, жрец провел меня в иной зал. Идти пришлось через хитросплетения переходов и туннелей. Локки увязался следом. Но лучше уж он, чем Эвгуст.
Зал Желаний напоминал пещеру: стены, выложенные диким камнем, низкий потолок, глинистый пол — все освещали чадящие факелы. Прямо из пола выбегал ручей и, свирепо журча, тек куда-то во тьму по узкому руслу. Человек, решившийся узнать, исполнится его желание или нет, зажигал свечу, ставил ее в маленькую лодку и опускал на воду. Если свеча терялась во тьме, Судьба благосклонна к желающему.
Я пустила свое желание за водой. Ручей закрутил в бешеном танце моего посланника к Предвечной. Еще миг — и лодочка перевернулась, туша огонек свечи. Не суждено, придется желать чего-то другого.
— Не расстраивайся, благословенная, — тихо промолвил жрец. — Ты не позабыта Госпожой. Когда придет время, она наградит своих слуг сторицей. Тебе ли не знать, юная принцесса?
— Увы, от Предвечной я получала только горькие уроки. Будь так, как вы говорите, я бы узнала первой, — отказаться от удовольствия сыронизировать я не могла.
— А твоя мать, императрица Лелия? Она молилась богине, и та ответила на ее просьбу. А ведь проклятие родной крови не просто снять даже богам.
Я уставилась на жреца. Из его бреда понятно лишь то, что в надежде что-то получить императрица истово поклонялась Предвечной. Но ее фанатизм известен и за пределами Северной.
— Принцесса не ведает, какой подвиг совершила мать. Просвети ее, пора ей узнать, — нахально потребовал Локки.
Что-то подсказывало мне, что история долгая и прелюбопытная.
Задумчиво поглаживая золотой медальон, регалии старшего жреца, старик стал неторопливо рассказывать:
— Тридцать восемь лет назад принцессу Донну казнили на Хрустальной площади за попытку свергнуть с престола старшую сестру. Перед смертью она успела воспользоваться магией крови…
— «Чрево замкну — горе сломает печати. Смерть твоя — плата за жизнь дитяти», — напевно процитировал шут, прерывая рассказ жреца.
— Да, она прокляла родную сестру двойным проклятием: бездетностью и мучительной смертью для дитя, если императрица все-таки сумеет зачать, — продолжил рассказ жрец. — Несколько тягостных лет Семиград кишел целителями со всего Межграничья. Но их усилия были напрасны, надежда передать трон дочери таяла. Лелия молилась каждому богу из Благой Семерки — одна лишь Предвечная услышала ее мольбы. Отдав богине свою силу мага, императрица понесла. Первая часть проклятия была сломлена волею Судьбы. Но проклятие крови не может пропасть бесследно. Рожая в муках долгожданное дитя, императрица молила свою покровительницу о милосердии для новорожденного. И богиня перенесла проклятие с плода на его мать. Императрица, подарив жизнь дочери, умерла, так и не взяв ее на руки. Зная правду о своем рождении, тебе ли говорить, что подарков богини не было?
Мое сердце сдавила тоска. Зачем, ну зачем он мне рассказал такое?! Как больно слушать о чужих матерях, которые ради своих детей готовы пожертвовать своей жизнью. В то время как твоя оставила тебя на пороге храма… Я никогда не завидовала Мариэлле-принцессе, но испытала это чувство к Мариэлле-дочери. Нет, настоящая принцесса тоже не получала подарков от богов, а жизнь ей подарила мать, ценой своего Дара и самого своего существования.
Отбросив эмоции, я сделала то, ради чего попросила Эвгуст включить храм Судьбы в наш прогулочный маршрут.
— У меня к вам просьба, всеблагой отец, — покосившись на шута, я вынула из карманчика плаща незапечатанное письмо и протянула старику. — Передайте, пожалуйста, старшей жрице Пустынного храма мое послание. Я давно не писала тете Регине, и наверняка в свете произошедших событий она волнуется за меня. Знаю, что даже в смутное время между храмами связь хорошо налажена, поэтому исполнить мою просьбу вам не составит труда.
— Поговорите со старшей жрицей через зеркала, — жрец спрятал руки за спиной, точно боясь обжечься о мое послание, — что проще и гораздо быстрее воздушной почты.
— Отче, вы знаете о моем положение во дворце. Мне запрещена любая связь с внешним миром. Моих птиц обязательно перехватят, а зеркало просто не ответит… Вся надежда на вас, во имя богини, не разбивайте мне сердце! — мой голос дрожал, а вредный старикан косился на письмо, как на скорпиона. — Вы можете прочесть его и убедиться, что я не замышляю ничего дурного против сорегента Эвгуста!
Старик бросил хмурый взгляд на молчаливого шута и аккуратно, двумя пальцами взял конверт.
— Ох, принцесса, ваша просьба умножает мою скорбь!
Жрец оставил нас, и Локки пришлось показывать дорогу назад.
— Прекрасно, я почти что верю — у тебя таланты лицедея! — хихикнул шут мне в лицо и повернул в новое боковое ответвление туннеля.
Плутали мы недолго и скоро вышли в зал Истины. Как оказалось вовремя.
Эвгуст и герцог Риз решили выяснить отношения. Вернее это делал мой юный жених, а маг замер холодной статуей и внимательно его слушал.
— Вы — монстр! Вы прокляты богами и людьми! Как смеете вы решать чужие судьбы, дергая людей за ниточки, точно мы марионетки?! — бескровное лицо мальчишки не уступало по белизне маске колдуна. — Вы топчите своими грязными сапогами чужие жизни, уверовав, что вы бог! Но вы всего лишь злой колдун без сердца и души, забывший, что такое честь и доброта! Я проклинаю вас, Эвгуст, идите вы за Грань!
— Все? Закончил, щенок? А теперь послушай меня, — Эвгуст схватил мальчика за воротник камзола и поднял над полом. — Что же ты целовал мои грязные сапоги, когда я вытащил тебя из подземелья с крысами, где ты оказался по милости родного дяди? Разве тебя волновали честь и доброта, когда ты смотрел на его казнь? Молчишь, герцог? Ты так справедлив, герцог! Но позволил матери уговорить отца отдать старшего сына в услужение Жизни.
Маг отбросил полузадушенного мальчишку и повернулся в мою сторону.
— Забери своего жениха, принцесса, и следи за его языком, если не хочешь получить в мужья кого-то другого, — голос колдуна звучал устало.
Мальчишка выглядел жалко: растрепанный, испуганный.