Цепочка пузырей сорвалась с его губ. Покачивая боками, искривляясь, увеличиваясь в объеме, радужные шары поплыли над головами юных спортсменов. Теперь уже смеялись и за соседними столиками.

Дежурный воспитатель, он же тренер по легкой атлетике, зашарил глазами по столовой. А счастливый Феликс, не понимая, какая нависла над ним угроза, все дул и дул, и пузыри вылетали из его рта сплошной цепочкой.

Тренер поманил Феликса пальцем. Феликс послушно подошел.

— Ты что, думаешь, в цирк приехал? — спросил тренер.

Все на минутку притихли, ожидая, как выкрутится этот незнакомый парнишка.

— Я думаю, что приехал в спортивный лагерь, — вежливо сказал Феликс.

В ответе Феликса было ровно семь слов. И ровно семь пузырей разбились о широкую грудь тренера.

Не будь над столовой второго этажа, ее потолок вполне мог подняться на воздух от хохота. Но тренер укрощал и не таких скакунов.

— Вон из столовой, — спокойно сказал он. — Подойдешь ко мне после завтрака.

Проходя мимо девочек, Феликс смотрел на них, стараясь поймать их взгляды. Но девочки отвернулись. Тренер, выгнавший Феликса, был как раз их тренером.

После завтрака Борис пулей вылетел из столовой. Феликс стоял возле доски объявлений и выворачивал голову самым немыслимым образом, чтобы текст объявлений принял привычное для него положение.

Борис ткнул Феликса в спину и показал рукой за угол столовой.

— Что это такое! — прошипел Борис, когда они скрылись от выходящих из столовой ребят. — Тебя же выгонят из лагеря! Сколько Алексей Палыч старался. Сколько я старался! И все теперь пропадет из-за твоих пузырей! Ты зачем мыло жрал?

— Жрал? — с привычным уже для Бориса недоумением спросил Феликс.

— Ел, ел, ел… — горячо зашептал Борис. — Кушал, кушал, кушал… кушал, лопал, трескал, шамал… это все одно и то же… — От волнения Борис начал отбивать рукой такт и, сам того не замечая, продолжал говорить стихами. — Если это не понятно, то катись домой обратно! Вот! Понял теперь?

— Я понял, что ему не понравились пузыри. Но зато всем остальным понравились. Все смеялись. Ведь если смеются, это хорошо? Разве может быть один лучше всех?

— Он не лучше. Он главнее.

— Главнее девочек?

— Феликс, — сказал Борис безнадежным голосом, — если ты еще раз… Слушай, Феликс, я тебя отправлю домой.

— В лабораторию? К Палычу?

— Нет. Я про тебя расскажу, и тебя отзовут.

— Куда меня отзовут? — безмятежно спросил Феликс, и Борис вспомнил, что Феликс перед ним беззащитен.

— Сейчас ты пойдешь к этому человеку, — вздохнул Борис. — Ты ему скажешь: «Простите меня, пожалуйста, я никогда больше не буду хулиганить. У меня получилось не нарочно, я случайно уронил в кашу кусочек мыла».

— Но я не ронял в кашу мыло, — возразил Феликс.

— Так нужно, — сказал Борис. — Я тебе потом объясню. Говори только эти слова и ничего больше, даже если тебя будут спрашивать. Иди, он выходит. И не говори все подряд. Он скажет — ты скажи, он скажет — ты скажи.

Феликс направился к тренеру. Тот увидел его издали и остановился, заложив руки за спину. Феликс подошел и встал молча.

— Ну? — спросил тренер.

— Простите меня, пожалуйста, — сказал Феликс…

— Допустим…

— Я никогда больше не буду хулиганить.

— Допустим и это.

— У меня получилось не нарочно, я случайно уронил в кашу кусочек мыла.

— Предположим, поверил. Слушаю дальше.

Поскольку Феликсу было приказано ничего больше не говорить, пластинка пошла на второй круг.

— Простите меня, пожалуйста, — сказал Феликс.

— Ну, дальше, дальше…

— Я никогда больше не буду хулиганить.

— У тебя внутри патефон? — спросил тренер.

— У меня получилось не нарочно, я случайно уронил в кашу кусочек мыла.

Тренер внимательно посмотрел Феликсу в лицо и увидел чистый инопланетный взгляд. Впрочем, тренер даже мысли не допускал, что над ним могут шутить.

— В столовой ты был похрабрее. Девочки тебе мои, что ли, понравились?

Феликс вздрогул. Игла соскочила с пластинки.

— Девочки понравились, — радостно сказал Феликс. — А вам они тоже понравились?

Тренер усмехнулся.

— Ты вот что: пойдешь в группу легкой атлетики. Посмотрим, как ты там будешь пузыри пускать.

Феликс вернулся к Борису.

— Ну, что он сказал?

— Сказал, что девочки…

— Помешался ты на девочках! Что он про тебя сказал?

— Сказал — пойдешь в группу легкой атлетики.

— Значит, простил, — обрадовался Борис. — Пойдем вместе, мне все равно где заниматься.

Надо сказать, что в спортивной жизни Кулеминска имелись свои особенности. Кулеминские руководители вовсе не считали, что их город должен выставить на Олимпиаду свою команду. В Кулеминске не было такого порядка, при котором все учителя физкультуры и все тренеры водят хороводы вокруг десятка способных, а остальные — пускай наживают горбы над учебниками. В Кулеминске старались помочь всем, кто хотел заниматься спортом. Это уменьшало количество чемпионов и рекордсменов. Но это увеличивало количество здоровых людей.

Конечно, в спортивный лагерь съезжались и чемпионы. Но были там и просто ребята, которые за лето научатся выше прыгать и бегать быстрей. А заодно научатся правильно стоять (не сутулясь), правильно ходить (не шаркая ногами) и даже правильно дышать (грудью, а не животом).

Когда Борис и Феликс подошли к легкоатлетическому сектору, там уже собралась группа человек в тридцать. Знакомый тренер поставил их в строй, а сам отошел в сторону, где на траве сидели девочки в синих тренировочных костюмах из чистой шерсти.

— Володя, — сказал тренер своему помощнику, — ты тут разберись что к чему. Мы пойдем поработаем над стартом. Пошли, девочки.

Девочки поднялись и направились за тренером на беговую дорожку. Походка у них была ленивая и расслабленная; в руках они несли туфли, каких Феликс еще никогда не видел: на подошвах туфель росли зубы.

— Зовут меня Владимир Антонович, — сказал помощник, одетый в костюм еще более прекрасный, чем у девочек: по синим рукавам шла белая полоса. — Для начала подтяните животы и распрямите спины. Дегтярев, что ты стоишь, как будто кочергу проглотил?

Строй зашевелился. Дегтярев выпрямился, втянул до отказа живот и замер, изображая стопроцентное повиновение.

— Можешь дышать, — сказал Владимир Антонович. — И не паясничай. Никому не смешно, даже тебе самому.

При слове «дышать» Феликс шевельнулся.

— Это он