— Только этого я и достоин, — согласился я. — Вздремни немного, шут, пока я не передумал и не разрешил Мальволио найти тебя.

Он растянулся на моей кровати и мгновенно провалился в сон. Еще один навык, полученный в гильдии. Нам приходится работать в любое самое неурочное время, и нас приучают урывать любую возможность для сна. Во время сна его неизменная улыбочка исчезла, и лицо расслабилось. Белила великолепно сглаживали его черты. Я восхитился их качеством, размышляя над фатализмом, определившим их применение. Медленная белая смерть с уже наложенной на лицо посмертной маской. И все-таки своей полнейшей выразительностью она превосходит мою припорошенную мукой физиономию.

Бобо проснулся отдохнувшим и готовым к выходу на дневное представление.

— Я поработал над одним номером, изображающим здешнего рыцаря Эгьючика, — сообщил он мне. — У вас появились какие-нибудь идеи после того, как вы посмотрели его скромную мастерскую?

— Брось лучше эту затею, — посоветовал я.

— Прошу прощения? — изумленно сказал он.

— Оставь его в покое. Он сокрушался, что вся его жизнь стала пищей для наших острот. Почему бы не дать бедолаге отдохнуть?

— Ну-ка, ну-ка, давайте разберемся, — медленно протянул Бобо. — Вчера вы сделали мне выговор за то, что я не решался совершить хладнокровное убийство. А нынче вы сами не решаетесь высмеять этого хвастливого и тщеславного попугая? Вы действительно испытываете чувство жалости к никудышному паразиту, который палец о палец не ударил, чтобы заслужить свое положение, и только проматывает свое наследство на занятия черной магией? Ах брат мой шут, товарищ по костюму и оружию, мой коллега и почтенный старейшина, ежели я перестану подпитывать свой ум такой очевидной пищей, то сам стану подозрительным типом, позором всей нашей гильдии. Даже сэр Эндрю не пожелал бы мне столь унизительной участи.

— Ладно, я передумал, — сказал я. — Поддался минутной слабости. Больше такого не случится. А если ты еще раз назовешь меня старейшиной, то я вышвырну тебя в окно.

Он усмехнулся.

— Вот так-то лучше. Есть еще какие-то пожелания?

— О нет, теперь я, пожалуй, поостерегусь давать тебе советы.

Бобо удалился, продемонстрировав на прощание традиционный испанский жест, имевший, по моим понятиям, универсальное назначение.

Однако вечер действительно выдался на редкость морозным, а я торчал на холоднющей крыше, избранной мной в качестве наблюдательного поста, торчал как дурак, даже не имея под боком второго дурака для отвлечения от грустных мыслей. Баклажку свою я тоже оставил в «Элефанте». Просто испугался, что, перебрав вина, закончу жизнь, свалившись в какую-нибудь канаву закоченевшим трупом. Последнее время видение такого конца непрошено всплывало в моем воображении все чаще и чаще. Я размышлял о том, похоронят ли меня тогда и поставят ли какой-то памятный камень на моей могиле. Прикидывал, какую надпись смогут выбить на нем. Утешало меня только сознание того, что на земле останутся люди, которые помолятся за меня — если, конечно, доживут до получения такого известия.

Я постарался отогнать печальные мысли. Издали до меня донесся чей-то заливистый смех, потом звук закрывающихся ставней, и наступила тишина. Размяв почти закоченевшие конечности, я повнимательнее присмотрелся к дому герцога. Его внутренняя жизнь по-прежнему оставалась загадкой, наружу пробивался лишь мерцающий за ставнями свет. Гадая, где могут находиться покои Виолы, я прикидывал, какими воротами она пользуется, отправляясь оплакивать его саркофаг, как мне лучше подойти к ней и что сказать. Захочет ли она вообще выслушать меня? Сохранились ли у нее или у любого из моих прежних здешних знакомых хоть какие-то теплые воспоминания обо мне?

Именно смех, а вернее, его отсутствие ввергло меня в пучину тоски. Чего ради я, шут по призванию и ремеслу, трачу попусту время на какой-то крыше вместо того, чтобы в эти самые радостные праздники использовать мои таланты по назначению? Я не мог припомнить ни одного Рождества, когда бы мое изощренное остроумие, бойкие каламбуры, импровизации и глупейшие оплошности не доводили до припадков истерического смеха даже мрачных угрюмцев, встречавшихся порой как в лачугах, так и в замках. Коротая долгие северные ночи, я потчевал долговязых тевтонских рыцарей длинными и нелепыми байками, насчитывающими по десять тысяч строк. Обучая детей в Провансе разнообразным акробатическим трюкам, я и сам учился у них. А какие Праздники дураков я устраивал…

Может быть, отец Геральд состряпал этот план, чтобы заставить меня опомниться. Лишил меня лучшей части моего бытия, дабы напомнить мне о ней. Да, слишком долго прозябал я на дне винной бочки. Наверное, в ней меня очень скоро могли бы и похоронить.

И тогда я решил, что хватит жалеть себя, и принял новогодний зарок. Конечно, это еще ничего не значило, но само желание уже было добрым знаком. Передо мной стояла задача, очень простая задача.

Я должен остановить Смерть.

Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых…

Первое послание к Коринфянам, 1, 27.

— Какой великолепный очаг на графской кухне! — щебетал Бобо с грешным блеском в глазах. — Они поддерживают в нем огонь целую ночь, чтобы незамедлительно с самого утра приступить к выпечке домашнего хлеба. Целый лес, должно быть, извели за эти годы, обеспечивая комфортом графиню и ее домочадцев.

— Рад, что ты хорошо провел время, — проворчал я, подавляя зевок.

Уже перевалило за полдень, а я только что проснулся. Вчера вечером Александр заботливо оставил мне на ночь кувшин вина, чтобы помочь согреться после моего позднего приключения, а уж я позаботился прикончить его, несмотря на новогодний зарок. Черт возьми, Новый год же еще не наступил, и пока я волен потакать моим порочным желаниям. Хотя, может, и не стоило бы. Ведь головная боль все-таки меня настигла.

— Ты выяснил что-нибудь? — спросил я.

— Не много. Никто из домочадцев не подходит на роль Мальволио. Все какие-то недоростки. А Себастьян показался мне жутко мрачным типом. Ни разу не раскололся на улыбку за все время моего представления, но, я вас уверяю, он был уникален в своем роде. Остальные катались по полу от смеха.

— Он был пьян?

— Да, и изрядно. Его не назовешь счастливым человеком, но его супругу это, похоже, не особенно волнует. В основном она строила глазки друзьям своего старшего сына и почти не следила за моим выступлением. Я подозреваю, что ее предпочтение по-прежнему отдано тем, кто помоложе. Интересно, ограничивается ли она игривыми взглядами?

— Думаешь, они когда-нибудь устремятся на герцога?

Такой неожиданный поворот озадачил Бобо. Он задумчиво жевал кусок вяленого мяса, устроившись в ногах моей кровати.

— Сомневаюсь, — сказал он. — Графиня сделала несколько довольно непристойных замечаний о его запоздалом развитии. Я польстил ей, включив в мое представление шуточки по поводу регентства, чем весьма порадовал ее. Она заявила, что в общем и целом правила бы этим городом гораздо лучше, чем его покойный правитель. Мне это показалось слегка неуместным, учитывая его недавнюю кончину.