влекли за собой новые и новые ряды танцовщиц, облаченных в нежно-розовые с зеленым обрамлением платья.

А вот и Элза Суарес — неутомимая пропагандистка бразильской самбы. Гигантский фанерный щит, с изображением открытого рта — символа Элзы — словно телеэкран обрамлял ее миниатюрную, крепко сбитую фигурку. Элза без парика. Короткая стрижка. Голова как у мальчика. Певица вся в движении, в ритме самбы. Поравнявшись с нами, она берет микрофон и начинает исполнять свою знаменитую «Независимую молодежь». Зрители с энтузиазмом подхватывают мелодию.

На краю бутафорного дворика, по-детски свесив ноги, в розово-зеленых гетрах и белых кроссовках — сонный Гарринча. Публика заметила его и, как в былые времена, приветствует футбольного чемпиона. В ответ Гарринча вяло взмахивает рукой.

Дворик проехал, уступив место новой зелено-розовой композиции. Пальмы, крокодилы, длинноногие птицы, огромные лилии. «Мангейра» воспевала красоты родной природы, напоминая о богатствах Амазонского края, которые настало время беречь от хищнического истребления. Газеты отметят позднее эту патриотическую тему, затронутую «Мангейрой». Еще один вклад в копилку победы.

Девушки в розовых венках и зеленых туниках исполнили «Кариоку». Трибуны дружно подхватили новую полюбившуюся песню. И мы еще раз убедились, что карнавал — самый слаженный хаос в мире и самый хаотичный беспорядок организованных танцоров.

На карнавале бурно нарождаются народные таланты. На карнавал приходят умирать разодетые в пышные кружевные платья старухи-мулатки, считая смерть на пасарелле великой честью.

Карнавал для бразильца — это единственный по-настоящему веселый всенародный праздник, самое радостное событие в году. Многие готовятся к нему, как к национальному празднику. На карнавале любой самый бедный мулат может показать свои способности и талант. Проявить фантазию в подготовке костюма, показать мастерство в исполнении всеми любимой самбы, выразить всего себя наиболее полно. К тому же карнавал — это еще прекрасная возможность забыть, пусть на короткое время, о невзгодах и трудностях, которые преследуют рядового бразильца на каждом шагу, поверить в себя, в свои силы, просто почувствовать себя человеком. Недаром наиболее смелые и любимые всеми песни рождены во время карнавала.

Вот припев одной из песен карнавала 1974 года:

Самба — это не только танец,

Самба — это не просто песня,

Самба — это призыв и мольба.

Сегодня негр поет и танцует на карнавале,

А завтра негр станет хозяином страны…

Эта песня сопровождала школу «Мангейра» в самый разгар военной диктатуры. Но и тогда, в мрачный период бразильской истории, народ пел, выражая надежду на лучшее будущее.

Зачем приехал на карнавал Гарринча, этот полузабытый идол футбола? Чтобы насладиться ароматом празднества или еще раз напомнить о себе зрителям? Хорошо зная Гарринчу, я не сомневался, что он участвовал в карнавале, как и другие бразильцы, по велению сердца, не желая оставаться в стороне от народного гулянья.

Мне довелось видеть пять бразильских карнавалов. И каждый из них оставлял все новые и новые впечатления.

Карнавал 1984 года впервые проходил на новой, специально построенной пасарелле. Бетонные трибуны, воздвигнутые на века по проекту выдающегося бразильского архитектора Оскара Нимейера, теперь могли вместить сто пятьдесят тысяч зрителей.

Карнавал заслужил это. Пасарелла венчается огромной площадью Апофеоза, на которой воздвигнута многоярусная сцена. Все сооружение может быстро трансформироваться для любых массовых зрелищных мероприятий на открытом воздухе, многолюдных митингов и собраний. Нимейер предугадал грядущие изменения в политической жизни страны — уход со сцены военных. «При гражданских свободах потребуется простор для волеизъявления народа» — так рассуждал архитектор. И ему удалось воплотить в жизнь свой замысел.

Карнавал-84 был более богатым и увлекательным, чем тот, в котором участвовал Гарринча. На новой широкой пасарелле, в лучах еще более мощных прожекторов, он стал ярким спектаклем, в котором приняло участие почти пятьдесят тысяч танцоров. А Гарринчи на нем уже не было.

Многое изменилось на карнавале. Журналистам, кинооператорам и фотографам уже не выдавали картонные пропуска. Нам предложили облачиться, в зависимости от рода работы и информационного органа, который представлял каждый из нас, в зеленые, красные или оранжевые майки. На них красовались пластиковые документы с фотографией, удостоверяющей личность.

Для удобства операторов организаторы карнавала предусмотрительно перекинули через пасареллу мост, соединяющий обе трибуны. На нем было установлено с десяток мощных прожекторов, освещающих, как днем, карнавальное шествие. Снимать с телекиномоста красочное шествие стало намного удобнее. На многоярусной сцене также были отведены места для кино- и телеоператоров. Документальный фильм о карнавале теперь стало возможным снимать как минимум с трех точек. Но как трудно его снимать!

Карнавал можно сравнить с бурным и могучим водопадом. Как уловить главное, что характеризует тот или иной эпизод, танец, каждую колонну, школу самбы? Шеренга танцоров в индейских одеждах с пиками в руках на мгновение поворачивается лицом к кинокамерам. Нажат спусковой крючок. Зарокотала лента в кассете, а в объективе видны только пики: танцоры, все как один, уже повернулись спиной. Что получится на пленке: средневековое воинство или бутафорная группа статистов, снятая со спины? А где же лица, глаза, улыбки танцоров? Кинооператор в растерянности опускает аппарат. Оглушающие звуки оркестра, умноженные мощными динамиками, не дают возможности переброситься даже короткой фразой. Наконец камера выхватывает из толпы группу солистов и следует за ними по пятам. Единственно верный ход! Так снимают многоходовую футбольную атаку. Но снимать футбол, несмотря на стремительность его действия, помогает мяч, вокруг которого разыгрывается основная борьба. На карнавале эту роль исполняют ведущий солист, режиссер, давно охрипший от команд, мокрый от пота дирижер оркестра. На них и ориентируется кинокамера. А по настроению людей на трибунах можно определить степень мастерства артистов той или иной школы. Нужна еще камера, и, возможно, не одна, чтобы снять все, что происходит на трибунах и в зоне, где работает жюри.

На площади Апофеоза, где завершается шествие, я беру короткие интервью у участников карнавала.

— Это мой двадцатый карнавал, — говорит запыхавшийся, весь мокрый режиссер «Мангейры». — Почти три километра беспрерывного ритма. Такое могут выдержать лишь закаленные спортсмены.

— А мы впервые на карнавале, — это откровения школьников, самых юных участников карнавала. — Пришли сюда с отцом. Он руководитель сводного оркестра. Для нас карнавал только начинается…

Девушка с сияющими глазами и усталым лицом:

— О, для меня карнавал - это жизнь! Мы готовили композицию три месяца. Пять раз проводили репетиции на новой пасарелле. Это очень удобная площадка для карнавала…

Я выключаю микрофон. Пора стать обычным зрителем, просто смотреть и впитывать впечатления. Из гущи танцоров выныривает наш кинооператор. Выразительным жестом он показывает, что израсходована вся кинопленка. Устало опускает восьмикилограммовую камеру.

— Есть материал?