— кричу я ему в ухо. В ответ высоко поднятый большой палец. Чисто бразильский жест.

Гарринча долгие годы был постоянным участником карнавала. Теперь на карнавал, даже в разгар футбольного сезона, приезжают из-за рубежа Фалькао и Зико.

1975 год. В марте умирает Наир. Гарринча по предложению Элзы берет в дом пятерых младших дочерей. Теперь в их семье 22 человека.

Потребление продуктов в месяц составляло:

60 килограммов фасоли,

90 килограммов риса,

30 килограммов макарон,

150 килограммов хлеба,

1500 штук бананов.

Единственный друг — мяч

Свое сорокалетие Гарринча отметил вдвоем с Элзой Суарес. «Никто в тот день не поздравлял меня, не соболезновал мне, — так грустно шутил он позднее. — Никто мне даже не позвонил». «Друзья покинули Мане», — жаловалась Элза знакомым.

Лишь один репортер спортивной газеты посетил его на следующее утро и взял интервью. Да и это интервью, кажется, нигде не было опубликовано.

Целое утро Гарринча слонялся по дворику дома, тревожно прислушиваясь, не зазвонит ли телефон. На глаза ему попался старый, видавший виды футбольный мяч. Он подкинул его несколько раз, стукнул о каменную стену, взял в руки. «Ты один мой единственный и верный друг», — сказал вслух Мане. Дети слышали эту фразу.

— Вокруг много знакомых, но среди них не осталось друзей, — жаловался он вечером Элзе, сидя у телевизора. Так и просидел он весь вечер в своих вечных бермудах, тапочках на босу ногу, в пестрой спортивной рубашке, распахнутой на груди.

Они выпили вдвоем по рюмочке батиды с лимоном. Молча посидели. Гарринча встал, вышел из комнаты к своим птицам. Их клетки были расставлены вдоль скамеек в саду. Там же стоял огромный, давно недвижимый «олдсмобиль», купленный в 1963 году на деньги, полученные от Бразильской конфедерации спорта за выигрыш чилийского чемпионата.

Элза позвала детей. Маноэл повозился с ними несколько минут. Жена грустно наблюдала за их игрой.

На следующий день он поехал в «Оларию», к старому знакомому Понто Фрио Бонзану, который руководил этой командой. Он ни слова не сказал Бонзану о своем прошедшем юбилее.

— Хочу тряхнуть стариной, — без обиняков предложил он свои услуги Бонзану. — У тебя собралось много молодых «баранов», им нужен «пастух».

Руководству «Оларии» идея понравилась, и назавтра Гарринча явился на улицу Баррири, где располагалось небольшое, с выбитой травой поле, на тренировку. Он решил как можно быстрее войти в форму.

В «Оларии» и в самом деле было много юношей, которые делали первые шаги в профессиональном футболе. Он пришел в команду с маленьким чемоданчиком в руках и все в тех же бермудах и тапочках. После обязательных представлений руководству, тренеру, прессе, болельщикам его повели в спальню, где, как в военной казарме, стояло двадцать кроватей, выстроенных в ряд.

— Это здесь я должен кормить москитов? — спросил, вызвав общий смех, Гарринча.

Когда ему показали свободную койку, специально приготовленную для него, он попросил другую.

— Не люблю спать вдали от стены. Когда поворачиваешься на кровати, нужно чувствовать, что опасность с нее упасть угрожает лишь с одной стороны.

Такое объяснение снова вызвало смех. Гарринча, как всегда, быстро располагал к себе людей. Ему, единственному в команде ветерану, предоставили кровать у стены. Он остался доволен приемом.

Неожиданный приход знаменитости в такой второсортный, хотя и профессиональный, клуб, как «Олария», поднимал команду в глазах публики. На игру «Оларии», в составе которой он вскоре вышел на поле «Мараканы» против «Фламенго», проходившую в рамках чемпионата Рио-де-Жанейро, собралось пятьдесят тысяч зрителей. Среди них оказался и автор этих строк. Игра получилась странной и скучной. Футболисты «Фламенго», забив первыми гол, казалось, совершенно не придавали значения результату и лишь сдерживали наступление «Оларии». Зрители терпеливо ждали активных действий Гарринчи. Его молодые партнеры робели в присутствии знаменитости и часто без пользы предоставляли ему мяч. Гарринча нервничал, когда передачи прерывались соперниками, уходил на край и подолгу оставался там один. У него в первом тайме не получилось ни одного рывка, ни одного прохода. Во втором тайме он уже не вышел, и молодые футболисты «Оларии» неожиданно сравняли счет.

Контракт, заключенный с ним всего лишь на несколько игр, без всякого сожаления прервали, и он, сложив свои пожитки в чемоданчик, вернулся домой. Элза все поняла и даже не спросила, почему он так быстро распрощался с командой, с которой связывал определенные надежды. Ему звонили болельщики, спрашивали, почему он прекратил играть? Они ждали его нового выхода на арену, как, может быть, ждут в цирке выхода приболевшего клоуна. Гарринча понимал, что в первенстве штата он был единственным актером, который вызывал интерес у публики. Через неделю ему надоело отвечать на вопросы болельщиков. Он снова собрал свой чемоданчик и отправился в путешествие по северо-востоку, выступая, как гастролер, то за одну, то за другую команду, зарабатывая за игру лишь от пяти до десяти тысяч крузейро.

После каждой неудачной игры он продолжал надеяться, что в другой раз выступит успешнее. Так, вероятно, думает акробат, случайно упавший во время циркового представления с трапеции. Когда после игры к Гарринче подходили болельщики и заговаривали о прошлом, он отмалчивался или вообще уходил, явно не желая вспоминать времена, когда он выступал за «Ботафого» и за сборную.

— То, что происходило вчера, не стоит вспоминать сегодня, — как-то сказал он. — Я не хочу говорить о прошлом. Храню свои воспоминания в стальном сейфе и никогда не оставляю его открытым.

Зачем вспоминать те пятнадцать голов, что он забил, выступая за сборную? Эти голы дались ему нелегко, равно как и все 58 матчей, нервных, тяжелых, с которых он всегда уходил в ушибах, ссадинах и синяках. Но сколько радости те голы и матчи дали ему!

Спасаясь от расспросов провинциальной публики и представителей местной прессы, он спешил в бар и сидел там иной раз до полуночи. Выпив лишнее, Маноэл размякал, становился навязчивым, у него развязывался язык. И он делился с первыми встречными своими мечтами снова вернуться на «Маракану» и снова восхищать публику. Он жаловался на судьбу, на коварство руководителей клубов, заключавших с ним невыгодные контракты, на руководство Бразильской конфедерации спорта, предавшее его. Его снисходительно слушали, как слушают в барах откровения подвыпивших актеров, потерявших работу в театре и уверяющих, что только они владеют великим талантом перевоплощения.

И все же нашлись три или четыре человека, решивших по-настоящему помочь Гарринче, организовав его прощальную игру за сборную на «Маракане» с участием Пеле и других лучших футболистов страны.

131 555 человек, если считать по числу