В ее глазах появилась улыбка, а недовольная гримаска почти исчезла.

– Оля синая!

– Да, Оля сильная и храбрая девочка! – похвалила я малышку еще раз и тут вспомнила, что у меня в шкафу спрятаны две игрушки. Мы их в прошлый раз в магазине купили, а я решила дозировать удовольствие. – Пошли, у меня есть подарок за то, что ты так хорошо сегодня себя вела.

Обед у нас был скромный, пришлось ограничиться сардельками. Потом мы пошли купаться. Вдвоем. Прямо в одежде. Оля хохотала до слез. Мы плескались и дурачились целый час. Потом пришлось сменить промокшую повязку. Когда я ее сняла, Оля с интересом принялась рассматривать рану и спросила про заметные швы. Я показала ей иголку и хирургическую нить и объяснила, как я зашивала пальчик. Он все еще болел, потому я дала ей ложечку парацетамола в сиропе. После обеда, когда мы гуляли, Оля показала пальчик Зузе и с гордостью рассказала на своем языке, как это случилось и как она храбро себя вела. Зуза сказала, что тоже хочет зашитый пальчик, и помчалась за ножом. Ева еле успела ее схватить.

Вечером, когда Оля уснула, я позвонила Роберту. Магда все еще лежала в больнице. Очевидно, операция прошла не очень гладко, анализы были плохие, и ее никак не хотели выписывать.

– Роберт, у нас будут проблемы, – перешла я к главному после приветствий, «как делов» и светской беседы о погоде.

– Ой, Аня, что случилось? – спросил он. Я уже по горло была сыта этим их «ой, Аня». Чего они такие нервные?

– Я сегодня с кураторшей встречалась. Боюсь, она больше не будет смотреть сквозь пальцы на то, что Оля живет у меня.

– Что случилось? С чего ты взяла?

Я ему объяснила, с чего я взяла. Подробно описала, что увидела кураторша, когда к нам пришла, ни о чем не забыла, даже о бокале с коньяком. Рассказала о ломке, которая у меня случилась в больнице, хотя зять о том и так знал, сказала, что люди из деревни регулярно жалуются на меня солтису и в социальные службы, и, наконец, поведала о том, как мы с пани Данутой в кухне побеседовали.

– Такие дела, мои дорогие. Я в этом ничего не смыслю, но думаю, что вам нужно побыстрее забрать Олю к себе, а потом нанять адвоката и урегулировать все формальности.

На той стороне провода воцарилась тишина.

– Алло! Ты там?

– Да, просто я немного задумался. Аня, а может, все не так уж плохо? Может, ты съездишь, извинишься перед кураторшей? Ты же на нее ни с того ни с сего набросилась. Съезди к ней, купи коробку конфет или духи какие-нибудь, сама знаешь, как такие вопросы решаются. Может, стоит…

– Может, стоит забрать Олю, и прямо сейчас? – рявкнула я, перебивая его. – Она здесь уже больше семи месяцев.

– Аня, ну ты же знаешь, что сейчас мы не можем ее забрать.

– Роберт, ей здесь не место. Ее могут отправить в приют. Я не хочу о ней до конца жизни заботиться. И вообще, никакой суд мне ее не отдаст.

– Аня, ты сама во всем виновата. То, как ты живешь…

– Заткнись и послушай. Я заслужила немного покоя. Я сама себе такую жизнь выбрала! Отстаньте от меня! – выкрикивала я в трубку затертые банальности. Я так часто повторяла их, что сама поверила. На секунду замолкла, глубоко вдохнула и процедила сквозь стиснутые зубы: – Если решите отдать Олю в приют или придется ее отдать, то без меня. Хочешь или нет, но через месяц я привезу ее к вам и оставлю на пороге. – Потом я швырнула трубку.

Август в том году выдался исключительно дождливый. У моих соседей были трудности со сбором зерна. Я не хотела им мешать, поэтому мы с Олей ограничили наши визиты и совместные прогулки. В середине месяца пришлось просидеть дома целых четыре дня. Оля скучала и злилась. В конце четвертого дня начала капризничать так, как она умела. После обеда, на десерт, начала ныть: «Де мама?» За последние месяцы она мне этот вопрос всего раза три задавала, а в тот день спросила три раза за полчаса. Настроение у нее было отвратительное, и развеселить ее никак не удавалось. Она ныла, капризничала, все ее раздражало. Я никак не могла ее успокоить. Видимо, она готовилась воевать со мной. Я пыталась отвлечь девочку, как умела. Даже вытащила игрушки, отложенные на всякий случай. Все без толку. В час дня разверзся ад.

Оля вопила, плакала, каталась по полу, швыряла игрушки во все стороны. И так целый час. Я сидела в кресле и старалась не поддаваться эмоциям. Наконец, Ольку вырвало и она перестала метаться и вопить. Несколько минут лежала спиной ко мне и, судя по звукам, плакала. Я встала рядом на колени и попыталась обнять, но как только дотронулась до нее, она вскочила как ошпаренная, убежала в другую комнату и запрыгнула на кровать.

Я подошла и села на край своей кровати. Только теперь мы спали на ней вдвоем. Я думала, что Оля у меня надолго не останется, потому не стала покупать ей собственную кровать, просто придвинула свою к стене так, чтобы малышка не упала. Кровать была широкая, двуспальная, и, сидя с краю, я бы не дотянулась до Оли.

Я сидела рядом, пока она не уснула, а потом пошла и налила себе водки. Не коньяка, а чистой водки, и даже разбавлять ничем не стала. Выпила два по пятьдесят и завалилась спать рядом с Олей. Спали мы долго, почти до пяти вечера. Оля разбудила меня, попросила кушать, и я пошла готовить ужин. Потом она немного поиграла, но настроение у нее не улучшилось. Она опять начала капризничать, и я включила ей мультики на видео. Она уселась на ковре перед телевизором. Дождь все шел и шел.

Я выглянула в окно и увидела, что в доме Баси нет света: наверное, они работали во дворе или уехали куда-то. Я тяжело вздохнула. Если у соседей горел свет, мы с Олей пошли бы к ним под любым предлогом. Но, похоже, их не было дома. Не хотелось выходить на улицу и искать их под дождем. Мультик закончился, было уже почти девять.

– Олечка! Пошли купаться! – заискивающе предложила я.

– Не!

– Олечка, давай пойдем вместе. Я тебе помогу, мы быстренько иcкупаемся и еще что-нибудь посмотрим потом.

– Не! – ответила она твердо с недовольным видом.

– Идем, Олечка. Хочешь, я ванну с пеной сделаю? – искушала я ее.

– Не-е-е! – Это «не» было уже больше похоже на визг.

– Оля, а ты в туалет хочешь? Давно не была!

– Не-е, – пропищала она.

– А если подумать? – допытывалась я, потому что сегодня она в туалет почти не ходила. Я старалась напоминать ей время от времени, потому что не хотелось опять отмывать обмоченный диван. Подгузники мы не носили уже почти целый месяц, а в последний раз она описалась пару недель назад.

– Олечка, пошли в ванную. Ты в туалет сходишь, а потом мы тебя искупаем.

– Не-е-е!

– Олечка, пошли, я сейчас много-много пены сделаю, и будешь брызгаться, – пыталась я подкупить малышку.

– Не-е-е! – упрямо завизжала она.

– Оля, ну пошли. Сможешь и меня обрызгать, – прибегла я к самому сильному аргументу, который всегда срабатывал.