– Откуда ты его знаешь? Почему ты его знаешь?

Марианна лихорадочно искала ответа – какую-нибудь полуправду, которая помешала бы Гаррету узнать о ней слишком много, но не находила его.

– Может быть, ты была его любовницей?

Изумление Марианны было совершенно искренним.

– Более отвратительного предположения я еще никогда не слышала. Он был такой же старый, как… как сэр Генри, а я вам уже говорила, что не была его любовницей. Почему вы все время думаете так обо мне?

– Цыганские женщины, Мина, часто имеют покровителей, как я уже тебе говорил. А старый покровитель ничем не хуже молодого. Если не лучше, потому что у него больше денег.

– Последний раз повторяю, у меня никогда не было покровителя! А если бы мне пришлось выбирать, то это был бы не ваш дядя.

– Почему же? – настаивал Гаррет. – У него есть… или был высокий титул. И он все еще богат. Почему бы тебе не выбрать его? Скажи мне, он твой враг или друг?

– Он мне не друг, – честно призналась Марианна.

– Почему?

Она сердито топнула изящной ножкой.

– Клянусь, вы со своими вопросами не лучше констебля!

Марианна повернулась к графу спиной. Что она могла ему сказать, не выдавая себя?

– Отвечай, Мина.

Марианна колебалась, в голову ничего не приходило, кроме правды.

Она вздохнула:

– Сэр Питни знал моего отца. И мою мать.

– И?..

Марианна повернулась к Гаррету лицом.

– Он достаточно знал о происхождении моей матери и ее… отношениях с отцом, чтобы погубить его.

– И он? – Лицо Гаррета выражало непоколебимую решимость узнать все до конца.

И тут Марианне пришла в голову отличная идея. Она упрямо подняла подбородок:

– Больше я вам ничего не расскажу, а то вы догадаетесь, кто был моим отцом. Этого нельзя допустить, потому что его имя будет опозорено.

– Но ты сама призналась, что семья отца отказалась принять тебя и никогда не признавала, – напомнил Гаррет. Он подошел к Марианне совсем близко. Она хотела отступить назад, но он схватил ее за запястье. – Зачем оберегать семью, которая никогда не признавала тебя?

Слезы выскользнули у Марианны из глаз и покатились по щеке. Неожиданно эта игра стала для нее невыносима. Ей была ненавистна ее роль, ей хотелось крикнуть, что ее отец был хорошим, честным человеком, но она не осмеливалась сказать правду, ибо ее жизнь и жизнь ее тети будут загублены. И она продолжала молчать.

Гаррет увидел ее слезы, и давно забытое чувство жалости и сострадания шевельнулось в его груди. Он привлек Марианну к себе.

– Черт побери, Мина, – прошептал он, уткнувшись в ее волосы. – Ты самая плохая из цыган – лгунья, забравшаяся в мою душу, чтобы мучить меня, когда я совершенно не готов к этому.

– Я не причинила вам никакого зла, – обиженным шепотом ответила Марианна. – Почему вы все время подозреваете меня в каких-то подлых поступках?

Тихий стон, сорвавшийся с губ графа, поразил Марианну. Он выпустил ее из своих объятий, отвернулся и подошел к камину.

– Потому что ты явилась ко мне, прикрываясь черной накидкой и ложью. Потому что в тебе течет цыганская кровь. – Граф замолчал, и Марианна заметила, как напряглась его спина. – Потому что ты знаешь моего вероломного дядю.

– Но не так, как вы думаете, – возразила Марианна.

Граф обернулся и посмотрел на нее пристальным взглядом:

– И еще потому, что ты первая женщина, которая тронула мое сердце. И это беспокоит меня больше всего остального.

Марианна не знала, что сказать. Казалось, она лишилась способности дышать. Она совсем не хотела тронуть сердце графа. Как и не хотела испытывать такое сильное влечение к нему.

– Что же мне делать с тобой, моя милая? – спросил Гаррет. Он посмотрел на дверь, ведущую в комнату, где лежал солдат, и добавил с яростью в голосе: – Если ты служишь Тирлу, я не могу отпустить тебя.

Марианна набралась храбрости и спросила:

– Что вы имеете в виду?

– До тех пор, пока ты не скажешь мне правду, кто ты и почему я должен верить твоим уверениям в невиновности, я вынужден буду держать тебя там, где могу приглядывать за тобой.

– Как… как вы предполагаете «приглядывать за мной»? – спросила Марианна, испытывая странное предчувствие чего-то нехорошего.

– Тебе придется оставаться здесь моей… э… гостьей… пока ты не расскажешь мне правду о своем прошлом. Пока не сумеешь доказать, что не Тирл подослал тебя разведать о моих делах и найти мое слабое место, чтобы нанести удар.

– Гостьей?! Гостьей?! – воскликнула Марианна звенящим от возмущения голосом. – Вы хотите сказать «пленницей»! Вы хотите держать меня здесь, как этого солдата! Да вы в своем уме? Вы не можете поступить так с… с… – Она чуть не сказала «с леди».

– С цыганкой? – закончил за нее граф.

Марианна опустила голову, злясь на себя за то, что чуть не проговорилась.

Гаррет быстро подошел к ней и, взяв за подбородок, поднял ее голову.

– Все, что от тебя требуется, Мина, – это сказать мне правду. И не рассказывай мне сказок, ибо я могу различить неумелую ложь. Я уже научился разбираться даже в твоей полуправде, и ты должна потрудиться, чтобы убедить меня. Ты должна рассказать мне все, или, клянусь, я не выпущу тебя отсюда.

– Вы дьявол и негодяй, – прошипела Марианна, тщетно пытаясь оттолкнуть руку графа от своего подбородка.

– Ты не первая, кто так говорит, – спокойно ответил он. – Но ты первая, кто солгал мне и не поплатился за это. Я намерен исправить свою ошибку. Я требую правды. Сейчас же.

– На сегодня вам достаточно правды. Если я скажу вам всю правду, милорд, мне это дорого обойдется. Я не хочу рисковать.

Ее отказ привел графа в ярость.

– Ты отказываешься мне сказать?!

– Ничего больше того, что уже сказала. Ничего, кроме того, что я никогда не была и никогда не буду ни шпионкой, ни любовницей сэра Питни. Можете верить моему слову.

Граф поджал губы.

– Не думаю, что смогу. Видишь ли, человек, которому я когда-то поверил, украл мой титул, мои земли и… и все, что мне было дорого. Боюсь, я утратил привычку доверять людям.

В отчаянии Марианна попыталась действовать по-другому:

– Если вы будете держать меня здесь, моя тетя пожалуется на вас констеблю.

Граф криво улыбнулся:

– Констебль знает меня с давних пор, когда ты еще и не появлялась вблизи Лидгейта. Он не обратит внимания на глупые жалобы какой-то цыганки.

Марианна сокрушенно покачала головой: