Самое сложное видео, которое я сделал, в фильме не стоит особняком. Тони хотела сделать особый акцент на модуле «Купол», находясь в котором, астронавты делают большинство своих фотографий. Чтобы показать это, я хотел, чтобы камера медленно плавала внутри модуля, снимая Саманту, в то время как она фотографировала Землю. Но была проблема – в одной и той же сцене очень сложно найти правильную экспозицию одновременно для астронавта и для Земли, поскольку наша планета намного ярче, чем внутреннее помещение станции. Экспонировать оба изображения для фотографии гораздо проще, потому что есть вспышка, которая срабатывает за доли секунды. Но этот видеоклип будет длиться тридцать секунд, слишком долго для вспышки, и прожекторы, которые у нас были, не давали достаточно яркого освещения. Поэтому Саманте пришлось неловко свернуться калачиком около окна с фотоаппаратом в руках, глядя вдаль. Затем мы стали ждать, когда появится относительно темная часть Земли. Облака или вода стали бы чересчур ярким фоном и могли бы испортить экспозицию. Наилучшим вариантом могли бы стать насыщенные темно-зеленые джунгли Южной Америки в регионе Амазонки, и я надеялся, что это позволит правильно экспонировать кадр.

Вот камера уже готова, свет включен, Саманта, свернувшись калачиком, ждет около окна, мы тоже ждем. Ждем снова и снова. Облачность казалась бесконечной! Наконец-то на горизонте показалась темно-зеленая полоса джунглей, к которой мы мчались на скорости более 28 тысяч км/ч. И мы придумали импровизированный план, чтобы рассчитать время, когда нужно будет сделать снимок. По мере приближения джунглей Саманта начнет обратный отсчет, чтобы дать мне возможность рассчитать время, медленно оттолкнуться и подплыть к ней именно в тот момент, когда она будет находиться на фоне темно-зеленых джунглей Земли. Как только мне удалось снять тридцать секунд хорошего видео, джунгли затянуло невыносимо яркими облаками, которые испортили всю экспозицию. Мы в прямом смысле слова с трудом поймали эти кадры. Они вошли в окончательный вариант фильма, хотя при просмотре вы, вероятно, даже не почувствуете, насколько сложно нам было снять их. Каждый раз, когда я смотрю «Прекрасную планету» и вижу этот отрывок, я чувствую себя гордым родителем!

Хотя на космической станции у нас было много важных задач, связанных с техническими достижениями, научными экспериментами и, прежде всего, международным сотрудничеством, я до сих пор считаю, что самой важной работой, которой мне довелось заниматься в космосе, была помощь в создании кинокартины «Прекрасная планета». Во время первой торжественной демонстрации фильма, которая состоялась в Музее воздухоплавания и астронавтики в Вашингтоне (округ Колумбия), его директор сказал мне, что в течение следующего десятилетия этот фильм посмотрят более миллиона человек. Это было потрясающее заявление. Какое далеко идущее влияние мы оказали на всех людей, и молодых, и старых, заставляя их задуматься о том, что может стать возможным в будущем.

Благодаря преданности своему делу, творчеству и руководству Тони Майерс, а также усилиям Джеймса Нейхауса и всей команды IMAX стала возможной съемка этого фильма. Больше всего я признателен Тони за то, что она такой замечательный человек, мы все ее любим и нам ее очень не хватает.

Есть несколько вещей, которые у всех вызывают настороженность перед первым полетом в космос. Как ни странно, меня не волновал вопрос смерти. Наибольшее беспокойство я испытывал, когда думал о возможных ошибках. Вы наверняка слышали о молитве «Отче наш»; ну, а во время проекта «Меркурий» была молитва, авторство которой приписывалось первому американскому астронавту Алану Шепарду. Она так и называлась – «Молитва Шепарда». И звучала так: «Господь всемогущий! Пожалуйста, не дай мне облажаться». Я готов поспорить, что страх сделать ошибку, которую увидят все, – один из самых сильных страхов астронавта, как новичка, так и ветерана. Но меня волновало другое: смогу ли я приспособиться к невесомости? не будет ли меня тошнить? как я буду ладить с другими членами экипажа? смогу ли я выполнить всю свою работу? и смогу ли я спать в космосе?

Кратким ответом на последний вопрос стало твердое: «да»! Моим первым полетом была двухнедельная миссия шаттла, цель которой заключалась в завершении этапа строительства космической станции. И боже мой, сколько же у нас было работы! Хьюстон распланировал нашу жизнь с точностью до пяти минут, и так на протяжении всех пятнадцати дней в космосе. Когда после приземления наконец-то вернулся домой, я был так истощен, что беспрерывно проспал тринадцать с половиной часов, чего не делал с того времени, когда мне было шесть месяцев от роду.

Моя первая ночь в космосе наступила после очень долгого рабочего дня. Мы проснулись за десять часов до запуска, после которого в течение целого дня были заняты превращением шаттла из ракеты в космический корабль. У меня болела голова, я чувствовал головокружение, в моих мыслях было около миллиона дел, которые нужно было выполнить, и все это в процессе адаптации к чуждой нам космической среде.

К тому времени, когда наступило время сна, я был совершенно измотан и даже чувствовал себя дезориентированным. Ощущение невесомости, в которой не было разницы между подъемом и спуском, было немного подавляющим, я не мог уследить за вещами, потому что они уплывали, и вдобавок нас было шестеро на средней палубе шаттла. Представьте себе шесть спальных мешков, покрывающих все стены, пол и потолок отсека размером с большую ванную комнату или гардеробную – это было круто и сразу дезориентировало, как сцена из «Начала».

Прежде чем заснуть, я собрал все, что мне должно было понадобиться на следующий день. Я положил белье и одежду, которые хотел надеть завтра, в спальный мешок. У меня также была повязка на глаза (на орбите восход солнца через каждые девяносто минут, поэтому глаза нужно прикрыть), беруши (да, люди храпят в космосе) и iPod, чтобы послушать музыку. У меня под рукой даже был фонарик на случай, если посреди ночи придется пойти в ванную комнату. Потом я нашел место для сна, как во время привала в походе, но в космосе стены и потолок тоже могут служить местом для привала. Обычно во время «STS-130» я выбирал стену по правому борту «Индевора» и потолок модуля «Колумбия», когда мы были пристыкованы к МКС, прикрепляя верхний и нижний концы спального мешка к стене.

Меня беспокоил сам процесс засыпания. Но усталость поборола дезориентацию. Я включил музыку; закрыл глаза, думая об удивительных событиях этого дня и о том, что будет завтра; подумал о Земле и… хр-р-р… Следующее, что я услышал, была музыка для пробуждения, передаваемая из Центра управления полетом. Динамик просто ревел, пора было просыпаться. Обычно я очень быстро засыпал и крепко спал всю ночь.

Включение музыки для пробуждения было традицией на протяжении нескольких десятилетий реализации программы «Спейс-Шаттл». Экипаж каждое утро будили с Земли песней, выбранной членами семей астронавтов или авиадиспетчерами. Некоторые из этих песен были довольно забавными, некоторые – душевными, а были и такие, которые заставляли подумать: «Что?» Но это была хорошая традиция. Во время «STS-130» лично для меня передавали три песни: Give Me Your Eyes Брэндона Хита, In Wonder в исполнении Newsboys и I’m Gonna Be (500 miles) Стивена Кертиса Чепмена. На седьмой день в космосе, в самом разгаре процесса установки и распаковки тысяч килограммов снаряжения и оборудования, мой товарищ по команде «Стиви-Рэй» Робинсон поставил песню Too Much Stuff Делберта МакКлинтона. Боже мой, как же это было кстати! У Кей Хайр была запись Window от the World Джимми Баффетта, который написал эту песню специально для нашей миссии, потому что мы установили модуль «Купол» – удивительное сооружение с семью окнами, самую крутую вещь, которая когда-либо совершала полет в космос.