Он был почти уверен в победе, но просчитался: эти люди не привыкли доверять слову. Выслушав его взволнованную речь, Мехди, очевидно сам намеревающийся стать главарем, вновь усмехнулся и произнес:

– Мы не хотим ждать. Мы желаем судить тебя прямо сейчас! Говори, где золото, иначе немедленно умрешь!

Амир не двигался. Он понимал, что, если окажет сопротивление, будет убит в течение нескольких секунд. Их было слишком много, а он – один. Странно, но молодой человек не испытывал ни содрогания, ни страха. В сердце поселилось удивительное спокойствие уверенность в справедливости судьбы.

Мехди приставил к его горлу кинжал.

– Говори!

Амир задумался. Хамид не испугался смерти, стало быть, он тоже не должен испытывать страх перед тайной Вечности. Что может быть хуже поруганной чести и забытого имени?

– Не скажу.

Мехди осклабился.

– А если я порежу тебя на куски?

– Пусть на самые мелкие – мне нечего бояться: я выполняю волю Хамида, человека, который спас мне жизнь, который ни разу не предал, не обманул ни одного из вас!

Мужчины переглянулись. В глазах многих из них промелькнуло сомнение, во взглядах некоторых – искра симпатии. Мехди это почувствовал.

– Надо пытать его до тех пор, пока он не скажет! – заявил он. – Заодно проверим, из какого теста он сделан!

Амир вздрогнул. Молодой человек не боялся боли, но… если они решатся его унизить, он никогда не сможет стать их предводителем.

Он притворно вздохнул.

– Вижу, мне не под силу вас убедить. Я покажу тайник, после чего позвольте мне уйти – мне с вами не по пути.

– Веди! – сказал Мехди, а остальные возбужденно загудели.

Амир пошел впереди, остальные – за ним. Они слепо двигались следом, не понимая, что уже подарили ему роль предводителя.

Огромные черные камни, будто сброшенные на землю рукой неведомого великана, Амир приметил еще вчера. Их было несколько; он остановился возле самого большого и сказал:

– Здесь. Копайте.

Едва он произнес эту фразу, как в ход было пущено все, чем можно было рыть землю. Мехди старался больше всех, остальные помогали.

Когда яма сделалась достаточно глубокой, Мехди повернул к Амиру залитое потом лицо.

– Где золото? Ты что, издеваешься над нами?!

– Никоим образом, ибо в этой жизни каждый получает то сокровище, какого больше всего достоин! – С этими словами Амир вынул кинжал и с силой вонзил его в грудь Мехди. Потом столкнул обмякшее тело в яму и, повернувшись к остальным, спросил: – Еще есть желающие вырыть себе могилу?

Ответом была гробовая тишина.

– Заройте эту яму, – приказал Амир, – и похороните ваши ошибки глубоко в душе.

После этого он сел на коня, который прежде принадлежал Хамиду, и поехал вперед, с некоторой тревогой ожидая, что станут делать разбойники. Он опасался напрасно: они вскочили в седла и покорно двинулись следом.

Амир вспоминал прежнюю жизнь, как странный сон, в котором все было выкрашено в ослепительный золотой цвет. Некоторые люди считали, что это цвет счастья. Он никогда не задумывался, какой цвет имеет счастье, но если бы его спросили, наверное, сказал бы, что счастье удивительно яркое, пестрое и многоликое. С некоторых пор его дни стали серыми, и столь любимый многими золотой цвет Амир стал воспринимать как что-то давно забытое и бесконечно далекое.

На печальную землю опускалась обманчивая вечерняя тишина. Под копытами коня разбивались комья земли, запахи трав, названия которых он не знал, щекотали ноздри. Амир остановил лошадь и долго смотрел на догоравший закат. Все чувства были притуплены горем. Казалось, исчезло все, что хотя бы немного согревало сердце и успокаивало душу.

«Сердце в пустоте. Сердце в пустыне. Что может быть хуже?» – подумал Амир.

Только смерть. Стало быть, стоит жить. Ибо жизнь дает пусть призрачную, но все же надежду. Небытие не дает ничего.

С этой мыслью он крепче сжал поводья и послал коня вперед, в степь, в неизвестное, туманное будущее.

809 год, Багдад

Деньги и лесть – вот два ключа, с помощью которых можно отпирать любые двери человеческого мира: к двадцати годам Алим ибн Хасан аль-Бархи сумел убедиться в этой печальной истине, хотя по возможности старался не прибегать ни к тому, ни к другому средству.

Служба в почтовом ведомстве давала немало преимуществ, но не всегда позволяла избегать участия в придворных интригах. Если прежний начальник барида Хасан ибн Акбар аль-Бархи обладал способностью с честью выходить из многих щекотливых ситуаций, то его преемнику Али ибн Идрис аль-Хишаму не хватало для этого ни порядочности, ни достоинства, ни ума. При нем несказанно умножились всякого рода приписки, искажались сведения о состоянии дел в государстве, о коих главный визирь ежедневно докладывал халифу.

Между тем барид был единственным ведомством, предоставлявшим центральной власти сведения о деяниях провинциальных правителей и положении народа. Алим, занимавший должность одного из младших служащих, ведающих пересылкой правительственной корреспонденции, мог лишний раз убедиться в том, какими выдающимися человеческими качествами обладал его покойный отец.

В последние годы многое изменилось и в жизни халифата, и в судьбе самого Алима. Как глава мусульманской общины, преемник посланника Аллаха и представитель Всевышнего на земле, халиф считался верховным собственником всей земли и воды в государстве. Его власть не ограничивалась ничем, кроме совести, которой он обладал в той степени, в какой ею способен обладать всякий правитель, одержимый идеей личного обогащения.

Харун аль-Рашид повысил подати и сборы, что вызвало ропот и даже открытые восстания народа, подавленные силой. При этом роскошь двора достигла невиданных величин. Там ели на золотой посуде и украшали туфли драгоценными камнями.

Что касается самого Алима, за прошедшие пять лет он возмужал и превратился в необычайно красивого, хотя, пожалуй, слишком серьезного и несколько замкнутого для своего возраста юношу. Преданный своему делу, старательный и честный, он сумел заслужить немало лестных отзывов, к коим оставался удивительно равнодушным. Алим поддерживал приятельские отношения с некоторыми сослуживцами, но настоящих друзей у него не было.

Причина заключалась в том, что еще в раннем возрасте он постиг разобщенность людей, непроглядное одиночество сердца, биение которого неустанно, но напрасно внушает человеку надежду и веру в счастливые перемены до рокового мгновения его смерти.

Единственное, что искренне радовало Алима, так это мир в доме. Джамиля и Зухра нашли общий язык и сумели обойтись без мелочных пререканий и губительной ревности. Теперь они были единственными обитательницами гарема, единственными членами оберегаемой и возглавляемой им семьи. Алим догадывался о том, что их объединяло: ожидание. Ожидание встречи с человеком, имя которого он приказал никогда не произносить вслух.