— Ого-го! — тоненьким голоском закричала Дженнифер Т. — Смотрите на Большого Этана Фельда!

Этан расплылся в широченной улыбке. Он — великан! Он мог бы собрать своих друзей в горсть и спрятать их в карман своего свитера!

Подумав о кармане, он вспомнил о книжке Душистого Горошка. Этан надеялся, что она тоже подросла — иначе читать ее будет все равно что расколупывать непослушный мелкий орешек. Книга действительно выросла до размеров двуспальной кровати, что делало чтение возможным.

Великан уже занял свое место на горке. Он стоял там, свесив руки, и по-прежнему казался Этану очень большим. Этан, хотя и увеличился волшебным образом, остался ребенком, которому предстояло ловить подачи взрослого — очень сильного и очень голодного.

— Готов? — спросил Джон уже не столь громовым, на слух Этана, голосом.

Этан сверился с книгой. На странице 18 имелись иллюстрации, показывающие стойку кэтчера и положение его рукавицы. Без лупы их было трудно разглядеть, но Этан довольно хорошо их запомнил и с удивительной легкостью принял нужную позицию. Хлопнув себя рукавицей, он ощутил настоящий прилив уверенности. Мальчишка, только накануне впервые примеривший кэтчерскую рукавицу, не мог и мечтать о том, что собирался совершить Этан, но теперь и этот мальчик, и его Мир остались далеко позади. В Середке нет злобных великанов-альбиносов стофутового роста. Здесь, в Летомире, действуют другие правила. Возможно, он столь же волшебным образом преобразится в настоящего кэтчера. В Середке отцовская софтбольная рукавица была всего лишь куском прошитой шнурами кожи — здесь, возможно (Этан чувствовал тепло своей руки внутри нее), она станет волшебной, как у бога Тора из скандинавских мифов, который ловил дым и молнию от своего волшебного молота Мьолнира. Возможно, от Этана только всего и требуется, что держать глаза открытыми, подставлять рукавицу и ждать, чтобы мяч трижды попал в нее.

А вдруг не получится? Вдруг великан бросит Этана и его друзей в свой черный котел, как омаров, и сварит их вместе с луком и репой? (Омаров Этан тоже не ел: был уверен, что они испытывают страшные муки, когда их бросают в кипяток.) Вдруг отец Этана зачахнет в плену у Койота? Вдруг до него в каком-нибудь студеном углу Зимомира дойдет скорбная весть о последней и роковой неудаче, которую Этан потерпел на бейсбольном поле? Этан быстро нацепил темные очки, чтобы посмотреть на отца. Мистер Фельд сидел, прислонившись к стене, постукивал ногой и, похоже, пел. Песню Этан, конечно, слышать не мог, но был уверен, что это «Поцелуй его на прощанье», которую в свое время исполнял Стим. Эта мелодия засела в мозгу у мистера Фельда где-то в 1973 году, да так там и осталась. Когда мистер Фельд нервничал или о чем-то тревожился, он мог повторить ее припев раз сто:

На-на-на-на,

На-на-на-на,

Хей-хей-хей,

Прощай.

Раздался такой звук, точно кто-то тряс кирпичи в большой кастрюле: это великан прочищал горло. Этан сдернул очки, расстроенный тем, что увидел. Тяжело было представлять, как отец снова и снова бормочет «прощай», такой одинокий в своей далекой темной камере. Очки снова отправились на место, в карман джинсов.

Джон Чугунный Кулак явно ждал какого-то сигнала, чтобы начать игру.

Этан, сглотнув, хлопнул правой рукой по рукавице и медленно нагнул голову. Великан кивнул в ответ лохматой белобрысой головой и отклонился назад с лихостью, напомнившей Этану Альберта Рай-даута. Он замахал своими ручищами, как мельничными крыльями. Что-то зашипело, как будто холодная вода полилась на горячую сковородку, а затем у Этана оторвалась левая рука. Он явственно почувствовал, как она отделяется от запястья. Ладонь провалилась куда-то внутрь, пальцы растопырились во все стороны, а сама рукавица воспламенилась и запахла паленым волосом. Боль прострелила всю руку до плеча и там разветвилась: один зигзаг пронизал грудную клетку, перетряхнув все ребра, другой ударил в макушку, и дымящиеся осколки черепа упали к ногам Этана.

Тысячу лет спустя, лежа на дне темного глубокого колодца, он услышал писк Дженнифер Т. Райдаут, которую смутно припоминал: он знал ее в те давние дни, когда голова у него была еще цела и работала. Ее голосок произнес загадочные слова:

— Так держать, Фельд!

Этан открыл глаза. Все части его тела понемногу снова соединились вместе, и боль стала утихать. Он повернул рукавицу и заглянул в ловушку. Там, шипя, как только что упавший метеорит, лежал мяч.

— Поймал, — сказал он себе, своим друзьям и всем жителям Древа Миров.

— Видал, орясина белобрысая? — крикнул Клевер Джону, указывая на мяч, воздетый Этаном к небесам.

Великан не ответил, и Этан перебросил мяч обратно, вынудив Джона слезть с горки.

— Сделай это еще разок, только и всего, — сказал Клевер, а Тор с Дженнифер Т. хором повторили ту же просьбу, как будто легче на свете ничего не было. Один только Этан знал, что от этой подачи он чуть не разбился вдребезги, будто ледяная статуя. Он не знал, выдержит ли вторую, не говоря уж о третьей. Хотя, если выбирать, то разбиться на кусочки, пожалуй, все-таки лучше, чем дать высосать из себя все соки через дырку в голове.

Он снова согнул колени, приняв стойку, предписанную великим Душистым Горошком, — но на этот раз она получилась уже не такая устойчивая. Левая рука пульсировала болью. Джон снова помедлил, оценивая расстояние между ними и прикидывая, как бы ловчее отшибить Этану руку. Этан опять кивнул ему, уже менее решительно, а Джон снова отклонился назад до отказа, оглушительно топнул поднятой передней ногой и метнул.

На этот раз звук походил на грохот мороженой картошки, которую сыплют в разогретый жир. В следующий момент все молекулы в организме Этана завибрировали, точно его бедное тело было колоколом, а левая рука — языком. Эта яростная вибрация превратила молекулы в пар, и на месте мальчика по имени Этан Фельд заколебалось красное облачко жуткой, невыносимой боли.

При виде этого ужасного превращения незримые существа поблизости почему-то проявили бурное ликование.

— Ура-а!

Постепенно облако сгустилось, частота вибрации снизилась, и боль утихла, как дрожащий настроечный камертон. Этан открыл глаза. В рукавице лежал второй резаный мяч великана.

— Еще разок, — сказал Клевер, теперь уже не так бодро — наверно, он видел, как близок был к промаху Этан при второй подаче. — Еще разок, и мы полетим к твоему отцу.

— Я не могу, — сказал Этан. — Я не выдержу больше, вождь. Этот великан бьет как из пушки.

— Ты можешь, — сказал Клевер. — Можешь и сделаешь.

— Да. Я сделаю это. — Но эти слова прозвучали беспомощно, как самая неуклюжая ложь.

На этот раз боль не спешила уходить — она становилась только глубже и злее. Этан прямо-таки слышал, как гудит его левая рука. Глядя через зеленое пространство на Джона, он четко сознавал, что никогда, даже через миллион лет, не сможет поймать еще один великанский резаный мяч. Что же делать? Этан достал книгу и принялся отчаянно листать ее, надеясь найти там какой-нибудь тайный способ принятия великанских подач. Но Душистый Горошек, само собой, никогда не ловил мяч великанов — он принимал только подачи феришеров, своих товарищей по команде, увеличенных, как и он сам, раз в шестьсот. Снежная женщина глубоко заблуждается: великаны подают не так, как все остальные. Как это она сказала? «Просто подаешь знак и заказываешь подачу». Смех, да и только. Но Этан, вспомнив слова Таффи, попал как раз на ту страницу, где показывались знаки, с помощью которых кэтчер заказывает подачу у питчера.