земле была начерчена пентаграмма, а рядом лежала обезглавленная туша чёрного козла, то эта поляна жутко походила бы на ту, которую я встретил, только-только попав в этот мир. Однако на краю той поляны чернели обугленные останки какой-то сторожки, а здесь врос в почву небольшой бревенчатый домик с густой травой на покосившейся крыше. Мох, плесень и грибок покрывали влажные стены халупы, а за одним из двух мутных окошек плясало пламя то ли керосинки, то ли свечи.

— Это ещё что? — удивлённо выдохнул за моей спиной семинарист, уставившись на хату, выплёвывающую через печную трубу сизый дымок. — Неужто ещё одна отшельница в лесу завелась али отшельник? Небось обитатель этой хибары под прошлую ведьму заделываться станет, дабы доверчивых девок обирать.

— Свято место пусто не бывает.

— Да какое же оно святое? — возмутился Лука и сверкнул синими глазами, которые стали ещё больше выделяться на измождённом лице.

— Соглашусь. Ерунду изрёк. Но откуда здесь такой старый дом?

— Да мало ли по лесу каких сторожек раскидано? Нет в этом доме ничего удивительного, сударь.

— Дык может, попросимся переночевать? Не обязательно же в нем ведьма или другой дурной человек поселился. Вдруг внутри честные охотники или сборщики каких-нибудь трав? Или эти господа могут к Петрову побежать и к нам его привести?

— Всяко может быть, — задумчиво протянул семинарист, задрал штанину и скорбно глянул на распухшую щиколотку. — Но дальше я идти, увы, не смогу.

— Тогда поступим следующим образом. Вы пока тут постоите, а я подкрадусь к дому и загляну в окно. Проверю, кто там обитает. А уже потом будем решать, что делать дальше.

— Здравая идея, сударь, — одобрил парень и принялся палочкой счищать налипшую на подошвы жирную почву, поблескивающую в мистическом сиянии луны.

Я пересёк поляну, осторожно подкрался к окну домика и прильнул к мутному стеклу. Внутри обнаружилось что-то похожее на деревенскую избу. Возле дальней стены обосновалась могучая русская печь, а около окна сиротливо стоял сбитый из досок стол с чадящей толстой свечой. Её огонёк освещал дремавшего на широкой лавке чёрного кота и силуэт сидящей на стуле бабки. Последняя мастерила пряжу с помощью веретена. И кроме этой парочки, вроде бы, никого в хате не было.

Отлично! Бабка точно к Петрову не побежит. Она только в инфаркт может убежать. В полутьме её, конечно, особо не видно, но ей явно сто лет в обед. Так что можно возвращаться к смиренно ждущему меня Луке.

И пока я шёл к нему, то невольно проводил параллели между этой поляной и той, которая первой встретила меня в этом мире. Безусловно, эти два места были похожи. Но мало ли в лесу похожих мест? И пусть на этой Земле существует магия, однако даже она не способна соорудить из обгорелых брёвен целую избу. К тому же эта халупа совсем не новая. Она явно простояла на этой земле минимум полсотни лет.

— И кто там обитает, сударь? — взволнованно спросил семинарист и кивнул в сторону домика.

— Бабка какая-то. Думаю, она пустит нас переночевать, если только не испугается спать под одной крышей с мастером смерти.

— Мне стыдно вас об этом просить, Андрей, но не могли бы вы мне помочь? Нога совсем отказалась служить мне.

— Да, конечно.

Я обхватил парня за пояс и чуть ли не на себе потащил к халупе. Лука дышал мне в самое ухо и вдруг удивлённо проговорил:

— Сударь, от вас пахнет грязью и… всё. Вы будто не имеете своего запаха.

Глава 12

Немного поразмыслив над причиной пропажи запаха тела, я выдал вполне логичную версию:

— Видать, тому виной то, что мне выпало стать мастером смерти.

— Возможно, — кивнул Лука, задумчиво поглядывающий на меня.

— Это даже хорошо. Ежели разденусь, то собаки-ищейки не почуют меня, — вымученно улыбнулся я и нацепил затемнённые очки, которые каким-то чудом перенесли все невзгоды.

Мой кулак решительно постучал в дверь бабкиной халупы. И звук получился таким громким и раскатистым, что даже заставил недовольно каркнуть ворона, устроившегося на коньке провисшей крыши. За дверью же что-то упало, а затем послышались шаркающие шаги. Громыхнул засов и следом противно скрежетнули давно не смазанные дверные петли.

— Господи боже! — ахнул семинарист и отшатнулся, увидев длинноносую бабку с седыми волосами и затянутым бледно-голубым бельмом левым глазом.

— Везде вам бог мерещится, сударь, — укоризненно прошептал я, даже не вздрогнув при виде старухи, хотя та в пролившемся на неё лунном свете действительно выглядела так, что доведись мне быть охотником на чудовищ, то я непременно завалил бы её, спутав с какой-нибудь кикиморой. На её бледном морщинистом лице росли три лиловые бородавки, над верхней губой колосились седые завитки. Уши оттягивали блестящие тяжёлые медные серьги, а на плечах лежала побитая молью шаль, которая двумя крыльями свисала чуть ли не до колен, скрытых длинным цветастым платьем с десятком заплаток и грязных пятен.

Да и голос у бабки оказался под стать внешнему виду. Он был сиплым и вкрадчивым. Я как услышал его, так сразу понял, что она не закончит жизнь на высокой ноте.

— Один — белый, другой — рыжий. А где же чернявого потеряли?

— Не было никакого чернявого, — спокойно произнёс я, взяв на себя роль переговорщика. — Вдвоём мы в лесу заблудились и случайно наткнулись на ваш милый домик. Пустите нас переночевать? Мы вам заплатим. И обещаемся вести себя прилично.

Бабка широко осклабилась, продемонстрировав чёрные пеньки зубов, а потом насмешливо сказала:

— Ну, проходите, стало быть, гости дорогие. А ты, белобрысый, можешь зенки-то свои за стёклышками не прятать. Видала я таких, как ты на своём веку.

— Уважаемая, попрошу поуважительнее, — вступился за меня Лука. — Мой спутник — дворянин, а не какой-то мальчишка!

— Говорю как хочу. Мой дом. А не нравится… катитесь оба отседова! — гаркнула несносная старуха, уперев костлявые руки в бока.

— Нас всё устраивает, — заверил я её, успокаивающе сжал локоть семинариста и прошептал ему в ухо: — Нам всего-то несколько часов надо потерпеть её. Не будем же мы ночевать в лесу или выгонять из дома престарелую женщину? Тем более смирение — это добродетель, а вы, сударь, по каждому поводу гневаться начали. Вот, видимо, бог и послал вам испытание.

— Не похожа эта старушка на посланца божьего, скорее