Алайош ждал. Паладины ждали. Вокруг них завывал ветер — жаркий, как из топки, он нес на пепельных крыльях крики умирающих.

Эль’Джонсон пришел в себя, встал прямо и сжал рукоять меча, готовый к схватке.

— Начали, — скомандовал он, и антенны полыхнули ослепительным светом.

Йорин и Булвайф помчались к сцене, взлетели по ступеням и открыли огонь, посылая разрывные снаряды через просторный неф собора. Легионеры, последовав за ними, сомкнули стену щитов вдоль края возвышения и накрыли врагов шквалом болтов.

Поднялся грохот, из колонн, пола и стен вылетели, кружась, выбитые взрывами куски рокрита. Фааши-скарабинеры зашагали навстречу буре, стреляя из наручных орудий, но их срезали непрерывные очереди. Гибли и Волки, застигнутые в момент перезарядки или попытки перейти в атаку.

Кровавый Вой выпускал один болт за другим. Пойманный зверь выл в клетке, обезумев от бушующего внизу хаоса. Новые механосолдаты ворвались в зал, выбив двери в дальней стене. Счетчики патронов защелкали, близясь к нулю, и вскоре некоторые легионеры сменили болтеры на оружие ближнего боя.

— Мы не сможем сдерживать их вечно! — прорычал Булвайф, всаживая снаряд за снарядом в наступающую орду неприятелей.

— Согласен, — отозвался Йорин, стиснув зубы. Он быстро расходовал боеприпасы, их осталось совсем немного. — Одни не сможем.

Вскинув болтер, он прицелился в цепи, на которых висела клетка. Первым же выстрелом ярл разбил крепление, и вместилище мутанта обрушилось на пол перед Волками. От удара оно развалилось, и освобожденное создание помчалось на всех четырех конечностях в сторону приближающихся фаашей.

Налетев на врагов, словно грозовой фронт, тварь ворвалась в их ряды и принялась крушить механосолдат со звериным неистовством. Существо завывало в бою, его движения — дерганые, лихорадочные, примитивные — были даже быстрее, чем у боевых братьев. Пучки смещающей энергии врезались в мутанта, но он не обращал на это внимания и, пробиваясь дальше, раздирал фаашей на куски, вырывал руки из суставов, перегрызал глотки, выплевывал ошметки плоти. Столкнувшись с подобным кошмаром, скарабинеры дрогнули, потом запаниковали и начали беспорядочно отступать вдоль нефа.

Сняв топор с магнитного замка, Йорин бросился в атаку следом за тварью, и другие Волки сбежали со сцены вслед за ним, издавая тот же самый вой, что и чудовище. Две орды завязли в кровавом ближнем бою, но ярл понимал, что даже монстру не перебить стольких врагов — многочисленные раны неизбежно погубят его раньше. Кровавый Вой сражался мрачно, то отдаваясь боевой ярости, то испытывая ужас при мысли, что выпустил на волю. Йорин старался забыться в битве, обрушивая на фаашей удары топора, один за другим, словно это как-то могло избавить его от вины за все, произошедшее с ротой.

Когда рев существа начал ослабевать и показалось, что ход боя изменится вновь, из-за дальней стены донесся грохот взрывов и характерный рокот турбин десантного корабля. Механосолдаты слишком поздно осознали угрозу — обернувшись, они увидели, как двойные двери зала разлетаются в щепки. В пролом ворвались два истинных волка, которые вцепились ближайшим врагам в глотки и повалили их на пол. За ними появились бойцы Стаи, и фаашей накрыл ураган масс-реактивных снарядов.

После них в собор вступил самый могучий воин — Волчий Король — с рычащим цепным мечом и ликом мрачным, будто грозовые тучи.

Тогда резня закипела по-настоящему.

Реальность исчезла за стремительным приливом эфира, накатила волна жестокого холода, сопровождаемая ощущением невесомости и воем бездны на границе слышимости.

Потом дурнота схлынула, мир пяти чувств сомкнулся вокруг легионеров. Варп-перенос был завершен. Паладины активировали силовые клинки, огляделись в поисках целей и приготовились к неизбежному вражескому залпу.

Выстрелов не последовало. Лев, стоявший в кольце воинов, не вытащил меч из ножен.

Координаты были верными, Орфей переправил легионеров прямо в центр тронного зала тирана на вершине самого высокого шпиля Багряной Крепости. Покои деспота, подобающе обширные, представляли собой множество соединенных проходами комнат, прихожих и альковов, тускло освещенных и удушливо жарких. Фонтаны в форме горгулий сочились водой из разинутых пастей. Переплеты высоких арочных окон в готическом стиле раскалились докрасна от пожаров снаружи, но стекло уцелело.

Паладины рассредоточились и начали тщательную проверку комнат по бокам тронного зала. Алайош и Лев зашагали вперед, к самому сердцу лабиринта. Им открылся купол тридцатиметровой высоты, украшенный мозаичным изображением свернувшегося дракона — герба Дулана. Под ним находилось возвышение с угольно-черным троном. На нем одиноко восседал старик, облаченный в выцветшие багряные одеяния. Его бледная кожа была полупрозрачной, словно тонкий пергамент.

Вокруг, точно как в чертогах Калибана, неярко мерцали свечи. Под ногами неуверенно метались тени, пробираясь между лужицами слабого маслянисто-желтого света. Тянуло почти неуловимым ароматом каких-то благовонных масел.

Человек на троне не двигался, только смотрел на приближающихся рыцарей темными глазами с набрякшими веками. Вблизи стало понятно, что перед ними не просто старое, но омерзительно дряхлое создание, застывшее во времени, как муха в янтаре. Оно, несомненно, было человеком, но его человечность как будто растянули до точки разрыва и дальше, сотворив некую чудовищную пародию на бессмертие.

— Значит, ты пришел первым, владыка Калибана, — произнес дуланский тиран голосом тихим, как шелест тростника. — Не нужно сомневаться, никто в моей зале не в силах повредить тебе. По крайней мере пока.

Лев поднялся к трону, звеня сабатонами по ступеням. Паладины отошли к стенам, их доспехи блестели и словно бы размывались по краям в отраженном свете. Огоньки свечей дрожали в потоках горячего воздуха, что веяли снизу, от далеких погребальных костров горящей планеты.

Эль’Джонсон какое-то время молчал, глядя на высохшее существо перед ним из-под крылатой личины шлема, в которой отражалась тьма. Он, как и всегда, просчитывал варианты. Последние завитки эфира распадались на камне у его ног, будто прах мертвеца.

— Я принес в этот мир справедливость. — Слова примарх а эхом отозвались под пустым куполом. — Завоевал его для Империума, для Повелителя Человечества.

Тиран выглядел усталым и безразличным.

— Я видел и слышал, что ты сотворил здесь. Разрушения, ничего, кроме разрушений. Такое «умиротворение» твой Император несет Галактике. Такое предложение ты выложил на стол — и ждал, что я приму его и буду благодарен тебе.

Лев медленно скрестил руки на груди. В тот момент он казался вещественнее всего в зале — очертания других людей и вещей размылись, цвета потускнели, но силуэт примарха остался четким и незыблемым, как наточенное лезвие клинка.

— От тебя не требовалась благодарность, — возразил он. — Только признание естественного хода истории. Если бы ты принял суть нового порядка, для тебя даже могло бы найтись в нем место.