— Он тебе полночи дозвониться пытался.

— Я был занят.

— Позволь полюбопытствовать, чем?

— Не позволю. Мам, я за вещами только заехал, просто не делай мне мозги, я правда тороплюсь, — иду в сторону лестницы, поднимаюсь наверх, мамам ступает следом.

В комнате достаю из шкафа спортивную сумку и кидаю все, что попадается под руку, не разбирая совершенно. Потом разберусь.

— Егор, — уже мягче обращается ко мне мать, садится на край кровати, наблюдая за тем, как я собираю вещи. — Что с тобой происходит? — спрашивает как-то устало и я только теперь замечаю ее взгляд. Подавленный, какой-то пустой совершенно. А ведь она у меня боевая.

— Мам, нормально все.

Она улыбается грустно, словно не верит, а мне становится стыдно. Она ведь в жизни вопросов лишних не задаст, и переживать будет молча. Подхожу к ней, опускаюсь на корточки, заглядываю в глаза.

— Все хорошо, мам, правда.

— Тогда почему дома не появляешься? Живешь у деда? Не смотри на меня так, я ему звонила.

— Просто так надо, мам.

— Ну надо так надо, — вздыхает и поднимается на ноги.

— Мы, ты обиделась что ли?

— Я не твой отец, чтобы обижаться. Просто пообещай мне, что больше не наделаешь глупостей, — она снова становится похожа на ту, к которой я привык.

— Обещаю, — говорю не задумываясь.

— И с отцом поговори, он переживает.

— Ага.

— Егор.

— Мам.

— Ой, все, — отмахивается и уходит. И что это было?

Быстро набиваю сумку вещами, вспомнив, что видеться с отцом я сегодня не планировал. Не готов я к серьезным разговорами и ссориться тоже не готов. Пусть остынет сначала, в себя придет, потом можно будет и поговорить.

Беру сумку, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Маму застаю в гостиной. Она больше не пытается завести разговор, только обнимает меня, целует и я, попрощавшись, иду к машине. Все мысли лишь о ней, о заразе, прогуливающей работу и вынуждающей меня наведываться в гости. Пусть я и не против, к тому же детская машинка наконец перекочует из моего багажника в квартиру Александровны.

До дома ее добираюсь добрых сорок минут, по пути заезжаю в цветочный. Понятия не имею, какие она любит цветы, а потому выбираю белые розы, и хер с ним, что банально, зато красиво.

Подъезжаю к дому, паркуюсь у подъезда, готовлюсь морально к тому, что меня в очередной раз гнать будут, потому что с Александровной моей просто не бывает. Из багажника достаю машину, самому интересно даже, какова она в действии. У меня в детстве похожая была, но эта круче, навороченная. Загруженный цветами и машиной, иду к подъезду. На этот раз решаю все же воспользоваться лифтом. Предвкушаю недовольный взгляд Александровны и восторженный — малышки. И даже не знаю, чего жду больше.

Правда, все мысли мои вылетают из головы, когда жму на звонок и спустя две минуты мне открывает дверь та, которую я точно не ожидаю здесь увидеть.

— Вы? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

Я, конечно, ко многому был готов, но уж точно не к тому, что в квартире Александровны встречу ту самую женщину, что так спешно испарилась из квартиры деда. А вот она, кажется, не удивлена, немного напугана, но не удивлена.

— Что вы здесь делаете?

Вздохнув, она выходит в подъезд и прикрывает дверь.

— Живу, очевидно.

И только сейчас, присмотревшись к женщине, я замечаю в ней слишком знакомые черты. Нет никаких сомнений в том, что передо мной стоит мать Ксюши.

— Да вы издеваетесь.

— Нисколько, — усмехается женщина.

— Только не говорите мне сейчас, что я не пара вашей дочери и мне лучше уйти, — бросаю гневно, сам от себя не ожидая.

— Не скажу, хотя, — вот последнее мне совсем не нравится, — ты ветрянкой болел? — спрашивает неожиданно.

— Болел, — отвечаю на автомате.

— Так, понятно, спрашиваю еще раз: ты ветрянкой болел? — повторяет по слогам практически, словно я умалишенный.

— Да болел-болел. Что вообще происходит?

— Ветрянка у моих девочек.

— В смысле? — ничего не понимаю. — С Ксюшей только вчера все нормально было, какая ветрянка?

— Вчера нормально, а сегодня слегла, проходи давай, — она открывает дверь, пропускает меня в квартиру. А я словно пришибленный, вхожу на автопилоте. — И, Егор…

— Да?

— Не нужно Ксюше пока знать про твоего деда.

Егор

Я даже не знаю, что на это все сказать, молча таращусь на мать Ксюши и по совместительству даму сердца своего деда, вспоминая гору контейнеров с едой в забитом до отвала холодильнике. Это какой-то сюр, честное слово. Нет, не то, чтобы я против, меня в общем-то никто и не спрашивал, просто сама ситуация чутка из ряда вон.

Вообще я сейчас себя полным идиотом чувствую, стою посреди прихожей, с огромной голубой машиной и букетом белых роз, и не знаю, как себя вести и что говорить. Я как-то не думал даже, что Ксюша живет с матерью, даже мысли не допускал.

— Так и будешь стоять? — улыбаясь, обращается ко мне, судя по всему, будущая родственница.

— Эээ, — тупо я, должно быть, сейчас выгляжу.

Идиота кусок, я вообще-то блистать тут должен, а я позорюсь.

— Давай сюда цветы, — она протягивает руки, забирает у меня букет, — раздевайся и пойдем на кухню, девочки все равно спят.

Ставлю на пол детскую машинку, стягиваю с себя куртку и обувь. Куртку вешаю на крючок, ботинки отправляю на полку. Хоть на это мозгов хватает.

Иду вслед за женщиной, скрывшейся на кухне, и понимаю, что даже имени ее не знаю. В прошлый раз она так быстро сбежала, что дед и представить нас друг другу не успел.

Как же сильно все поменялось за каких-то три дня. Еще недавно неуютно чувствовала себя она, а теперь я.

Хорошее у нас получается знакомство. Запоминающееся.

Вхожу в кухню, мама Ксюши тем временем достает крайнего шкафа большую вазу, набирает в нее воду и ставит в него букет, предварительно освободив стебли от ленты и немного их подрезав.

— Я до сих пор не знаю, как вас зовут, — стараюсь улыбаться, но выходит как-то криво.

— Арина Викторовна, — отвечает, на меня при этом не смотрит, продолжает возиться с цветами.

— Вы не кажетесь удивленной моим появлением, Арина Викторовна.

— А я и не удивлена, — произносит флегматично, — давай-ка мы с тобой Егор сейчас поедим, и поговорим за одно, — добавляет все также спокойно.