Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И не надейся. В прошлый раз ты вытряхнул из моего кисета даже табачную пыль. И запаха не осталось.
– Ничего не поделаешь. Вот вернусь домой, и не буду расставаться с трубкой даже во сне. А табака куплю сразу три воза. У старика Булкинса. Сколько бы он ни запросил за него. Вот честное слово!
Они сидели на своих плащах, потому что просто так на каменном полу сидеть нельзя. Камень имеет очень опасное свойство. Он может вытягивать тепло из живого тела, и потом уже его ни за что не вернуть.
Гэндальф поставил свой посох рядом, и тот так и остался стоять прямо, как солдат на карауле, хотя у него не было никакой опоры, – волшебная штучка!
Набалдашник его светился ярким голубоватым мерцающим светом и на многие ярды вокруг разгонял подземельный мрак. Золотистым светом слегка светились волосы Зелендила.
– Хорошо, – сказал задумчиво Бильбо.
– Что хорошо?
– Когда все хорошо кончается – хорошо! Вот что я имею в виду.
– Ты уверен, что все закончил ось? – усмехнулся в бороду Гэндальф.
– А разве нет? Гоблинов мы одолели, драконий глаз нашли. Ты его уничтожишь, и все дела. Чего еще?
– Будем надеяться, что твои слова окажутся пророческими, – согласился Гэндальф. – Примерно на такой исход событий я и рассчитываю.
Тут на Бильбо напала охота поговорить.
– Если я чего-то не понимаю, – сказал он, – так это то, что так много желающих было его получить, это твое Око.
– А разве мы с тобой не из их числа? – заметил Гэндальф.
– Мы совсем другое дело. Мы не по своей воле отправились за ним. Чтобы драконшу одолеть. Это дело стоит того, чтобы ради него рискнуть. А эти друзья? – Бильбо кивнул на Зелендила, который зачарованно смотрел, как светится посох Гэндальфа, и не мог оторвать глаз от сказочного сияния. А ведь нормальных эльфов трудно чем-либо удивить. Им то зачем понадобился драконий глаз? Что они собирались с ним делать?
– С Оком Дракона можно очень много чего сделать, – задумчиво ответил Гэндальф. – Очень много всего.
– Да на что он годен, кроме как превращать в камень все живое? – поразился Бильбо. – Да по мне, он ни к чему, только для сотворения зла. А раз так, то я к нему и пальцем не притронусь.
– Отчасти ты прав. И в словах твоих житейская мудрость, присущая твоему народу. Но скажу тебе, что эта вещь, что лежит в моем мешке, способна не только на зло. Разве ты забыл, что драконы не всегда были воплощением зла? Были и драконы.
со светлой душой. Именно они приняли палантир' Неба и спрятали в нем сердце своего рода. А уж потом…
– Вот уж в это мне с трудом верится! – стал спорить Бильбо. – Как вспомню Смога, так прямо коленки трястись начинают. Вот уж у кого была светлая душа. Да! Как огонь, от которого камни плавились.
Тут пришла очередь рассердиться Гэндальфу.
– Ты что же это, мне не веришь? ' – Вот нисколечко. Прошу покорно меня простить.
– Хорошо, я тебе сейчас докажу, как ты ошибаешься.
И маг полез в свой мешок.
– Что ты делаешь? – взвизгнул Бильбо. Он так и подпрыгнул на месте.
– Да вот хочу доказать одному упрямому хоббиту, что Око Дракона может не только обращать в камень живое.
– Оно же нас погубит!
– Не волнуйся, – сказал Гэндальф и вытащил Око из мешка, – в моих руках оно слушает только меня, а я ему приказываю не трогать моих друзей.
Око послушно сверкнуло оранжевым светом и спрятало свой смертельный взгляд.
– А теперь приказывай ты, – велел Гэндальф хоббиту.
– Что я должен сделать?
– Скажи, что ты хочешь, и Око выполнит любое твое желание.
– Любое? – с сомнением в голосе воскликнул Бильбо. – Тогда пусть сейчас же мы окажемся в моей норке Под Холмом в Хоббитауне!
Гэндальф, держа Око Дракона перед собой, сказал:
– Положи на него руку! И руку Зелендила тоже.
– Руку на эту штуковину, которая у меня на глазах расправилась с Радринором? Ни за что!
Я боюсь!
– Ничего с тобой не будет, – сказал Гэндальф и сам положил руку Зелендила на Око. – Теперь ты. Или мы отправимся в Хоббитаун без тебя,
– Без меня? – пролепетал Бильбо. Он и боялся и волновался одновременно. – Хорошо, я попробую.
И хоббит положил свою дрожащую руку поверх руки Зелендила.
И вдруг черные мрачные стены подземелья, которые окружали их со всех сторон, стали светлеть.
Светлеть и окрашиваться в разные краски, которые сначала переливались веселыми цветными пятнами, а потом эти пятна стали превращаться в рисунок, клеточку с тюльпанчиками. И тут Бильбо разинул от удивления рот, потому что узнал розовые обои, которыми у него была оклеена столовая. А потом он увидел свой любимый овальный стол, покрытый белоснежной скатертью с голубенькой бахромой по краям и с золотыми шелковыми кисточками на углах и мягкие стулья с высокими спинками, расставленные вокруг стола.
Но самое удивительное – стол был накрыт к ужину. Да-да! Он был уставлен тарелочками, вазочками, чашками, блюдцами, бокалами, и все это было полным-полно яств, так любимых почтенным мистером Бэггинсом. И, конечно в центре стола прямо под круглым зеленым абажуром, свисавшим с потолка, стоял Мунни-пудинг.
– Дом! – воскликнул Бильбо. – Да ведь это же мой дом. Мой милый дом! Неужели это правда?
– Если ты не веришь своим глазам, – отозвался Гэндальф, – то проверь это на своих более надежных чувствах. Сядь за стол и поешь.
И, не говоря больше ни слова, Гэндальф первым сел за стол, повязал на шею салфетку и положил в свою тарелку жирный кусок окорока.
Бильбо почувствовал, что просто умирает от голода, и бросился в кресло, затем налетел на еду, как коршун на добычу.
Даже Зелендил, хоть и был безумен, уловил носом запах еды, увидел ее и тоже догадался сделать те же действия, что и его полные разума друзья. Вскоре все трое сидели и молча ели.
– Мой любимый пудинг! – сказал, наконец, Бильбо, когда основательно набил свой желудок мясными и овощными блюдами.
– Да, пудинг что надо, – раздался за его спиной знакомый и в то же время какой-то совсем незнакомый голос.
Бильбо обернулся и чуть не упал со стула, потому что увидел самого себя, сидящего в кресле-качалке у стены и курящего трубку.
– Кто это?! – воскликнул он.
– Твой двойник. Неужели ты забыл? – ответил волшебник. – Разве он не хорош? – Ах да, действительно. Но какой он толстый!
Гэндальф засмеялся:
– Раздобрел от спокойной жизни.
– А ты уверен, что никто не заметил, что этот я вовсе не я?