Целую,

Кэсси

Утреннее небо над ровной линией горизонта было еще грязно-коричневого цвета, когда мы с папой и Сефи вышли на улицу работать. Маме пришлось ответить на звонок из школы. Папа сказал, что, когда она закончит, мы начнем разделывать мясо, но это было уже больше получаса назад.

Воздух холодил тело. Во всяком случае, грудь и руки, поэтому я и надела куртку с капюшоном и застегнула ее до самого подбородка. Мои ноги были голыми. Я не стала расчесывать волосы: все равно запутаются. Я была слишком сонной, даже не умылась нормально, но прохладный летний воздух с привкусом весны бодрил и будил меня против моей воли.

– Ты можешь нести и больше, – Сефи ворчала с самого начала работы.

Она бросила в тачку охапку замшелых палок. Папа работал впереди нас, снимая колючую проволоку, натянутую им, чтобы никто к нам не пролез. А мы должны были убирать то, что осталось от ограды. Мы с Сефи так и не обсудили предстоящую вечеринку. Нам было слишком страшно. Чем старше мы становились, тем труднее было переносить эти сборища.

Я бросила свою связку палок, которая была очевидно меньше, соскребая с нее вылезавших червей.

– Ты вся такая злючка с тех пор, как мне разрешили понянчить, а тебе нет.

– Вот и нет.

– Вот и да. И я знаю, что ты соврала о том, что уснула до моего возвращения из-за этой раны на колене. – У нас было правило, что мы всегда дожидаемся друг друга. Я не спала миллион раз, потому что чаще всего нянчила именно она. Прошлой ночью был всего лишь второй раз, когда ей пришлось бы сделать для меня то же самое.

Сефи отвернулась, чтобы я не могла видеть её лица.

– Вовсе я не соврала. Папа сказал, что для исцеления нашего тела требуется дополнительная энергия. Дырка в колене меня измотала, и я вырубилась. Но кстати, это хорошо, что я так выспалась. Сегодня утром нога почти не болит.

– Да, но тебе повезло, что папа спал, когда я вернулась домой.

Или мне хотелось в это верить. Меня передернуло. Я так быстро добежала от входной двери до своей комнаты, что мои ноги лишь дважды коснулись пола. Темнота дома создавала слишком много места для укрытий.

– Когда начинается летняя школа?

– В понедельник, – надулась она.

– И сколько она длится?

– Две недели.

– Чёрт, Сефи, это не так уж и плохо! И занятия так очень лёгкие.

Она замедлила шаг, чтобы я её догнала.

– Мама с папой сказали, что мне ничего нельзя, пока не получу проходной балл. Я даже не могу приглашать сюда никого.

Я почувствовала, что сейчас не самое подходящее время напоминать ей, что она никогда никого сюда не приглашала. Я тоже, с тех пор как меня кинула Линн. Пришлось бы слишком много объяснять, чтобы привести кого-то ещё. Но, может быть, с Фрэнком все будет иначе.

– Но нам же можно вместе тусоваться. У меня скоро будет кошачья клиника!

Каждое лето, с тех пор как мне исполнилось семь лет, я держала кошачью клинику. Когда я была меньше, я учила их прыгать с высоких мест. Когда я стала старше и поняла, что их этому учить не надо, я переключилась на более медицинские занятия, например, чистила их грязные глаза, мягко открывая их покрытые коркой веки тряпочкой, смоченной в теплой воде, вытирая гной и промывая чаем из очанки, который покупала мама.

Сефи издала звук отвращения, но её плечи были расслаблены. Я завоевала её расположение.

– Но только пока я под арестом. И я не хочу трогать их жуткие глаза. Но я их вычешу и помогу тебе высушить пучки кошачьей мяты.

Я захлопала в ладоши.

– Эй, – сказала Сефи, нагружая мои руки. У нас было ещё две кучи палок, которые нужно было перенести к другим дровам для костра. Солнце наконец взошло и мягко целовало нас, обещая согреть мои кости. – Ты мне так и не рассказала. Как там было в новой семье?

И вот так просто её отстранённость растаяла, и мы снова стали сёстрами.

– Хорошо! – Я всё рассказала о том вечере, кроме противозачаточных таблеток, которые спрятала в шкатулке для драгоценностей рядом с четырьмя молочными зубами и сверкающими сережками-гвоздиками, которые я нашла на полу в кинотеатре, и надеялась, что это бриллианты.

– Подожди, – перебила меня Сефи, постукивая себя по подбородку. – Фрэнк сказал, что там, где он раньше жил, мальчиков тоже похищали?

– Да, и что? – спросила я.

Сефи дала мне подзатыльник.

– А потом они переезжают сюда, и нападения начинаются тут? Слишком большое совпадение.

Я потёрла то место, которое она стукнула.

– Мистер Гомес – хороший человек.

Сефи закатила глаза так сильно, что только белки и было видно.

– Так все говорят, дурочка. «Я и понятия не имел, что он серийный убийца! Он казался таким милым!» Тебе лучше приглядывать за ним.

Она была права, и мне это совсем не нравилось.

– Мне нужно в туалет, – сказала я.

– Лучше поторопись.

Папа был впереди, всё ещё снимал шипы. Я его не видела, но зато слышала. Я надеялась, что мама всё ещё разговаривала по телефону и была полностью погружена в разговор. Я рванула мимо папиной студии к дому.

Мне не хотелось писать.

Я собиралась довести до конца свой план и обыскать папины вещи, и этот план я наметила на день разделки мяса. Сефи ошибалась, если считала, что это мистер Гомес забирает детей. Человек женатый на такой женщине, как миссис Гомес, никогда бы так не поступил. А вот мой отец и сержант Бауэр? Это уже совсем другая история.

Хмурая мама встретила меня на выходе из дома.

– Что-то случилось? – спросила я её.

Она потёрла виски.

– Нет. Уже пора разделывать мясо.

– Встретимся у курятника, – сказала я. – Я только быстро пописаю.

Дом был в моём полном распоряжении, но ненадолго. Я бросила обувь у входной двери, чтобы не оставлять грязных следов, и помчалась к спальне мамы и папы. У их водяной кровати не было никаких ящиков снизу, только большой резервуар для воды, поэтому я начала с папиной тумбочки. Там лежали грязные журналы, какие-то недокуренные косяки и наброски, в которые мне не хотелось всматриваться. Я нашла то же самое в папином комоде, да ещё одежду.

Мне не нравилось, как сильно она пахнет папой, но я зажала нос и продолжала искать. Я не знала, что ищу. Подписанную записку о том, что они с сержантом Бауэром напали на Краба? Маску, которую они тогда надели? Какое-то доказательство, что мистер и миссис Гомес были хорошими людьми, какими и казались?

Я ничего такого не нашла. Вообще-то, там не было ничего нового с тех пор, как я в последний раз там рылась, как раз когда у Сефи выросли сиськи, а папа стал ещё более странным.