телесных отверстий, даже из ноздрей, у него торчали свечи — восковые. В этом-то и состояла загадка: сам свечник изготавливал исключительно сальные, как выяснилось без особого труда (это чувствовалось даже в видении по бедности его лавки).

Прежде Риз и представить себе не мог, какие нешуточные распри и интриги кипели в среде свечных дел мастеров! «Куда там королям и герцогам», — думал он в конце расследования, брезгливо отряхивая плащ, весь испещренный брызгами жира и разводами воска. Особенно сильная вражда бушевала между производителями восковых и сальных свечей; а уж когда сальной свечник придумал, как отливать свечи ровными, а не лепить их вручную…

Ризу пришлось тайком вывозить свечника из города, пока тот клялся и божился, что в жизни никогда больше не сделает ни одной формы для свечи. Грача это расстроило: он долго сетовал на прискорбное отношение к техническому прогрессу.

— Вы понимаете, сэр Джон, как приветствовали бы его изобретение в любом монастыре? — запальчиво говорил Грач. — А вместо этого бедняга вынужден навсегда убраться из города, напуганный до того, что больше никогда…

Вместо ответа Риз просто вывалил на стол Грача из мешка штук сто восковых свечей — гладких, цилиндрических, одна к одной. Грач замолчал, только закрывая и раскрывая рот, как рыба.

— Презент на память, — сказал Риз. — Обобрал его мастерскую.

— Сэр Джон, у меня нет слов, — проговорил Грач благоговейно.

Ризу даже стало неловко. Пришлось срочно отворачиваться, чтобы не сказать какую-нибудь чувствительную глупость.

Потом еще было дело молочницы, которая задумала прирезать гулящего любовника; и дело ткача, которого гильдия принуждала выдать дочь замуж за богатого купца, чтобы расплатиться с общинными долгами, а ткач чуть было купца не порешил (Риз искренне ему симпатизировал); и дело боцмана со шкипером, которые вздумали прикончить хозяина судна и поделить товар… В общем, Лондон не давал им скучать.

Между тем кошмары Грача все учащались и под конец приходили уже почти каждую ночь.

Риз взял себе за правило спать в кровати патрона[37] — так было спокойнее, хотя с системой отопления в этом особняке не требовалось делить постель для тепла. Иногда Джон будил Грача, но не всегда это получалось: иной раз Гарольд не слышал ничего, кроме голосов из своих кошмаров.

Видения настолько захватывали Грача, что он метался по тюфяку туда-сюда, выкрикивая и бормоча обрывки фраз, а то даже норовил расцарапать себе лицо или выколоть глаза, и Ризу приходилось удерживать его руки, боясь нечаянно что-нибудь Грачу сломать.

В бреду Гарольда можно было разобрать латынь, окситанские, ойльские, английские и итальянские наречия, даже иберийский и что-то похожее на говор славянских рабов, который Риз слышал в каменоломнях.

На саксонском и латыни Грач бормотал про огненный дождь, падающий с неба, и про железных птиц, несущих отравленные яйца, и про горящую воду, а еще про невидимые сети, опутывающие мир — если, конечно, Джон правильно понимал. Может быть, Грачу снился конец света: все это тревожным образом перекликалось с откровениями Иоанна. А может быть, оправдывались тайные страхи Риза, и Грач начинал сходить с ума.

Днем Гарольд выглядел как всегда и говорил разумно. Если видения приходили к нему при свете солнца, то бывали довольно бледными — он даже не терял от них сознания — и четкими. Риз уже хорошо узнал Лондон и научился извлекать из словесных описаний Грача сведения о том, где и с кем случится очередная беда. Однако дел с уходом холодов стало много, и, несмотря на опыт, все это выжимало Риза похлеще, чем несколько рыцарских турниров подряд.

Когда с первыми днями февраля и хорошей погоды они наконец поднялись на борт генуэзского каботажника, плывущего к берегам Франции, Риз смотрел на будущее весьма мрачно. Все его надежды сосредоточились на недолгом пути до Окситании — лишь бы выспаться в дороге! Вроде бы все благоприятствовало этому плану: опасаясь разбойников, Грач не собирался ехать через всю Францию верхами, а намеревался высадиться в одном из южных портов и уже оттуда отправиться в Лимож.

Риз все это одобрил: ему не улыбалось доставать меч против каждой шайки оборванцев на их многотрудном пути. Однако он почти забыл о том, как сильно его самого мутило на кораблях — по крайней мере, первые несколько суток, пока тело привыкало к качке.

Так и вышло, что большую часть дня Риз проводил в их с Фаско и Грачом общей каюте (каюту, одну из двух на корабле, предложили только Грачу, но тот благородно разделил ее с помощниками) в состоянии предобморочной мути — или на палубе, перевешиваясь через борт. Вряд ли он смог бы ночами беречь Грача от кошмаров, но на воде тот спал спокойно.

Когда Риз впервые почувствовал себя сносно, был какой-то мертвый час на корабле. Матросы по большей части скопились на палубе, почти ничего не делая — кто-то спал, кто-то сушил под неожиданно выглянувшим солнцем мокрую одежду. Грач стоял в стороне от общей суеты, на ахтекарстле (кормовой надстройке для лучников), задумчиво глядя куда-то в сторону Англии, где море сливалось с небом в серебристо-солнечной дымке.

— Я рад, что тебе лучше, сэр Джон, — сказал он, заметив подошедшего Риза.

— Привыкну.

Риз действительно привыкал к кораблям быстро, тем более, этот генуэзец, палубный и с косым парусом, оказался куда комфортабельнее галер, на которых ему доводилось плавать.

Грач ничего ему не ответил.

— Мы успеем вовремя, — проговорил Риз, желая успокоить своего патрона.

— Но будет ли от этого толк? — пробормотал Грач одними губами.

— О чем ты?

Тот посмотрел на Риза так же по-совиному, холодновато, как в самом начале их знакомства, почти год назад.

— Недавно кончилась зима. Кто знает, сколько людей замерзло и умерло от голода в одном только Лондоне? Кто сможет спасти их всех? Зачем метаться туда-сюда, пытаясь предотвратить неведомые трагедии, когда каждая секунда в этой юдоли скорби — уже катастрофа? Разве смерть здесь не есть благо?

Ризу нечего было сказать — его порой посещали те же самые мысли. Он хотел напомнить, что на деньги Грача зимой раздавали дрова и хлеб в некоторых бедных районах Лондона, но не стал. Многие раздают милостыню, Грач прав, этим никого не спасешь.

— Нет, — вдруг сказал Грач и мирно улыбнулся. — Нет, я не поддаюсь малодушию. Я много лет терзался этими вопросами и бездействовал. Уж лучше сделать что-то, в надежде, что кто-нибудь еще потом подхватит твой крест. Но что если мои видения все же от дьявола, и мы с тобой только вредим божественному плану?.. — он сделал паузу. — Как видишь, морской простор всегда