— Да уж, нескоро она теперь дождется своего Джорджа, я так думаю! — ухмыльнулся Лео.

И что смешного? Я вздохнула и оттолкнула от себя газету. Разве можно смеяться над женщиной, которая только что родила ребенка? Во мне закипало раздражение.

— Ну хватит, Лео! — вскинулась я. — Неужто в газете нечего больше читать, кроме этих мерзостей?

Лео выпрямился, замер, посерьезнел.

— Я просто повеселить тебя хотел, Ширли, — сказал он. — Я же не виноват, что без измены нет интриги.

Я пожала плечами и снова взялась за яблоки. Лео продолжал листать газету, но вслух, слава богу, больше ничего не зачитывал.

Наверно, зря я так вспылила. Может, позавидовала немножко этой женщине, только что ставшей матерью? Мне иной раз так хочется повернуть время вспять и снова растить детей — не потому, что я бы что-нибудь изменила или исправила, нет, просто чтобы они опять были всегда со мной.

Сумка опустела, я поднялась, взяла обе миски и нож.

— Лео, я пошла печь пироги.

— Смотри только не надрывайся уж слишком.

Я поставила один пирог в духовку — для Лео. А четыре остальных заморозила. Формы я пометила красным маркером, чтобы не перепутать их с пирогами со свининой, которые хранил? — тоже для детей, для кого же еще, — с Рождества. Места в морозилке почти не осталось, пришлось потеснить баночки с домашним кетчупом, которые я берегла с прошлой осени, и кастрюльки с рагу из ребрышек, судочки с фаршированным перцем, курицей в имбирном соусе, голубцами, луковым супом и другими их любимыми лакомствами — уж и не помню, с каких пор все это стояло.

Дверца морозилки еле закрылась, пришлось нажать посильнее. Если так будет продолжаться, скоро туда больше ничего не поместится. Я присела за стол, и мне ужасно захотелось позвонить детям. А что, разве нельзя? Должна же я сказать, что их ждут пироги. Я набрала номер Джоанны и услышала автоответчик: «Здравствуйте, вы позвонили Джоанне и Андре. Нас нет дома, оставьте, пожалуйста, ваше сообщение. Спасибо, всего доброго». Никогда я этого не любила, разговаривать с механизмами… Но этот был как-никак дочкин, и я выдавила из себя несколько слов после гудка: «Алло, Джоанна, это мама. Я хотела сказать, что сделала сегодня пироги и два оставила для тебя. Они в морозилке. Бай-бай».

Я как раз повесила трубку, когда из сада вошел Лео.

— Дождь собирается, — сообщил он.

Заглянув в духовку, он удовлетворенно потер руки: «Пахнет вкусно!» — и поинтересовался, есть ли у нас ванильное мороженое к яблочному пирогу на ужин. «Есть, есть», — успокоила я его: содержимое морозилки я знала как свои пять пальцев. «Не очень устала? Сколько всего пирогов навертела?» — спросил он, массируя мне плечи. «Пять», — тихо ответила я, и Лео вздохнул. Потом сказал, что спустится в гараж, закончит покрывать лаком сундук, недавно купленный в лавке старьевщика.

— Очень красивый, вот увидишь, — добавил он.

Я спросила, куда он собирается этот сундук поставить. С тех пор как Лео вышел на пенсию, он все возится со старой мебелью: то буфет притащит, то столик, уже весь дом ею забит.

— Не беспокойся, Ширли, найдем местечко, сундучок небольшой, — сказал он, уходя.

Я промолчала. Ничего, пусть от мебели Лео уже негде повернуться, но дом так опустел после ухода детей, что она хоть немного заполняла эту пустоту.

Я набрала номер Марселя — может, хоть он окажется дома? Когда я услышала в трубке его голос, радости моей не было границ! «Марсель! Сыночек! Как поживаешь?» Он ответил, что у них с Жослин все хорошо, на этой неделе работы в конторе невпроворот, сегодня ездили смотреть дом и скорее всего его купят.

— А когда вы нас навестите? — задала я вопрос, который задаю при каждом разговоре с детьми.

Я всегда была уверена, что человека можно приучить к чему угодно, если долго повторять ему одно и то же. Так я и воспитывала своих детей. Помню, как долдонила изо дня в день, когда они были еще крошками: «Садитесь за уроки!», «Застелите постели!», «Помойте посуду!», «Вынесите мусор!» Я добилась желаемого результата: к десяти годам они уже делали все сами, без напоминания. Почему же теперь, когда дочке тридцать пять лет, а сыну тридцать два, я не могу, сколько ни повторяю, допроситься, чтобы они навестили родителей? Потому что Джоанна выбрала профессию журналистки и вечно в разъездах? Потому что Марсель завален делами в своей адвокатской конторе?

Марсель сказал, что ему надо бежать, их с Жослин ждут друзья к ужину.

— Вот как?

Повесив трубку, я вспомнила, что забыла ему сказать про пироги, и снова набрала номер. После пяти длинных гудков включился автоответчик.

— Марсель, ты уже ушел? Это опять я, мама. Совсем забыла: два чудесных яблочных пирога ждут тебя дома в морозилке.

Я положила трубку. И еще некоторое время не выпускала ее из руки, не в силах разжать пальцы. Какая-то заноза сидела во мне, но я никак не могла понять, в чем дело.

Когда пирог Лео хорошенько подрумянился, я вынула его из духовки и поставила остывать. За окном, далеко от нашего дома, край неба заволокли тяжелые тучи. Неужели каких-то несколько часов назад вовсю светило солнце? Молодец я, что почистила яблоки в саду. Лео оставил свою газету на садовом столе, чтобы не унесло ветром, он положил на нее два яблочных огрызка. Я открыла холодильник, достала говяжье жаркое, которое приготовила вчера, — на сегодня вполне хватит. Я не перекладывала его из глиняного горшка, так что просто сняла крышку и сунула в духовку — после пирога я ее не выключила.

Пошел дождь, крупные капли застучали в стекло. «На прогулку сегодня не пойдем», — подумалось мне. Вчера мы тоже не ходили, хотя погода была хорошая. Я сказала Лео, что устала и хочу поберечь силы, потому что на завтра затеяла пироги. «Разрази тебя гром, Ширли, — заворчал он, — как будто в булочной нельзя купить пирог». Я возразила: что ты, это совсем не то, покупные пироги не сравнить с моими, домашними. И вот теперь они готовы, удались, а я почему-то совсем не рада. Ну да, что скрывать, единственный результат всех моих трудов — морозилка, год за годом наполняющаяся вкусной едой, которую некому есть! Вся эта возня с заморозкой, увы, дает пищу только моим собственным надеждам. А для себя только одно на свете я действительно хотела бы заморозить и хранить всю жизнь — моих детей. Разве не так?

Запах жаркого мало-помалу наполнил весь дом, и мне стало еще горше. Сколько раз этот аппетитный аромат распространялся по комнатам? Сотни, тысячи? Пахло всегда одинаково, потому что готовила я по одному и тому же рецепту, ни разу от него не отступив. Почему же сегодня этот запах больше не радует меня, как в ту пору, когда я кричала: «Ужинать! Все готово!»? Джоанна бежала вприпрыжку, и две косички так и плясали вокруг ее головы, Марсель, младший братишка, поспешал следом и пытался подставить сестре ножку, чтобы она его не опередила. «Мама, он толкается!» — жаловалась Джоанна, а Марсель кричал: «Неправда!» «Довольно, дети! — пресекала я потасовку. — Мойте руки и за стол!» Лео входил в кухню последним, интересовался, почему такой крик. «Ничего, Лео, все в порядке. Ужин готов». И, пока все рассаживались на свои места за столом, я доставала из духовки жаркое, неизменно подрумяненное и сочное, от одного вида которого слюнки текли.