— Я владею им ровно настолько, насколько необходимо. — Она не стала объяснять ему, что ей предстоит, потому что он захотел бы помешать ей, как пытался помешать человек- волк. Боги всегда требуют одну и ту же цену — смерть.

Болли Болисон подался вперед и взглянул на черные не­беса.

— И ответ ждет тебя там?

— Так показала мне твоя мать. Конец уже близко, Болли. Просто потребуется немного собраться с духом.

— Если требуется лишь крепость духа, я могу поручить де­ло любому из моих воинов. Я сам это сделаю.

— Но ты не сможешь.

— Не могу?

— Только я сама.

— А моя мать смогла бы?

— Твоя мать была мудрая и знающая женщина. Но нет, не смогла бы. Это не ее судьба. Это моя судьба, так она сказала мне, когда...

Голос женщины сорвался.

— Она умерла, вала. Я уже пятнадцать лет воюю. Я не та­кой неженка, как тебе кажется.

Она улыбнулась и тронула его за плечо.

— Я знаю тебя с тех пор, когда ты еще сосал материнскую грудь. Сердце твое вовсе не так сурово, как ты хочешь пока­зать своим воинам.

— Оно достаточно сурово.

— Но ведь ты пошел за мной из любви.

— Верно. И еще по приказанию матери.

— А если бы мать не приказала тебе?

— Я все равно пошел бы за тобой, Саитада. Но откуда ты знаешь, что мы пришли в нужное место? Если мы завладеем этой тюрьмой и ты спустишься под землю, как ты поймешь, что это тот самый источник?

— Я пойму, в том нет никаких сомнений.

Болли Болисон проворчал себе под нос:

— Источник Мимира. — После чего прибавил: — Бог Один отдал глаз за глоток мудрости из этих вод.

— И норны[16]ткут там судьбы людей.

— Тот источник называется Урдабрунн.

— Они все одинаковые. И в то же время разные. Один и тот же магический источник проявляет себя по-разному, так же как боги, сходя к людям, примеряют разные тела.

— Значит, Один отдал глаз. Что же отдашь ты?

— Кое-что подороже. Я ведь женщина, а не бог, с меня эти воды потребуют еще больше.

— Ты останешься жива? — спросил он.

— Моя судьба здесь. Судьбы богов здесь. Я должна сыграть свою роль.

— Принеся в жертву свою жизнь?

— Погляди на небо, Болли. Магия Одина уже действует. Он придет сюда, чтобы погибнуть от зубов волка и избегнуть этой же участи в царстве богов. Нельзя позволить ему. Он должен погибнуть в царстве богов. Безумному правлению Одина пора положить конец. Так сказала и твоя мать. Моя судьба соткана, я должна исполнить ее.

— Каким образом?

Женщина пожала плечами.

— Это все та же судьба, которой распоряжается бог и на­значает одну и ту же цену — смерть.

— А девушка, которую мы найдем во дворце, должна уме­реть?

— Если бы все было так просто, Элиф уже убил бы ее. Я не знаю, что с ней должно случиться. Мы просто отведем ее к воде.

Женщина смотрела на черное море, вспоминая стихи, ро­дившиеся в ее сознании, когда умерла старая вала. Она нача­ла читать их вслух. Она вовсе не хотела обременять Болли Болисона, однако ей требовалось поделиться с кем-нибудь своими страхами. Кроме того, у него было право знать, что происходит.

Сидела старуха

в Железном Лесу

и породила там

Фенрира род;

из этого рода

станет один

мерзостный тролль

похитителем солнца.

Будет он грызть

трупы людей,

кровью зальет

жилище богов;

солнце померкнет

в летнюю пору,

бури взъярятся —

довольно ли вам этого?[17]

— Так говорила моя мать, — сказал Болли Болисон. — Это пророчество и сбывается теперь?

— Фимбулвинтер, великанская зима, — сказала женщи­на, — когда лето вдруг кончится и великие беды обрушатся на людей. Это знак: гибель богов уже близко. Это знак: Рагнарёк уже не за горами. Посмотри — снег идет среди лета, и та неожиданная смерть на поле боя.

— Значит, Один скачет навстречу своей гибели в пасти волка?

— Да. Причем в этом мире. Чтобы жить дальше в своем. Мы будем страдать, весь мир будет страдать, зато он будет жить.

— Если бог уже пустился навстречу своей смерти, как же мы остановим его?

Вала поглядела на Болли Болисона, и он снова ощутил се­бя маленьким мальчиком, уличенным в глупости. В детстве он был неугомонным ребенком, его частенько оставляли без обеда и отправляли в постель, но ни это, ни побои и ругань не помогали. Зато стоило Саитаде лишь взглянуть на него, и он умолкал, сжимался от стыда, сознавая, насколько без­образно себя вел.

И вот теперь он ощущал то же самое — он такой глупый, так хочет угодить ей, только не понимает как. Он полюбил ее еще в детстве, сначала как тетушку, а потом начал обожать со всей пылкостью, какую следовало бы расточать на деву­шек своего возраста. Но он не хотел их. Он ездил по миру, он стал великим воином, убил в сражениях множество людей, выковал свою судьбу копьем и мечом. Но стоило ему вер­нуться домой и поглядеть ей в глаза, и он ощутил себя тряп­кой, недостойной ее. Ее дух был гораздо сильнее, и рядом с ней он был всего лишь вечным ребенком.

Саитада кинула в волны камешек. Она вспоминала багро­вый рассвет, стоячие камни на фоне застывшего неба. Пред­сказательница погибла, пытаясь отыскать причину мучитель­ных снов Саитады, которые терзали ее после смерти мужа.

Саитада видела, как он угасает, иссыхает в постели, воин, который ходил за моря, который возвращался к родному оча­гу с золотом, добытым топором и щитом. Болезнь забрала его, не пощадила и сыновей.

В ту ночь, когда умер третий мальчик, Саитада рыдала у его постели, пока не заснула, и ей показалось, будто она па­дает с большой высоты. Она слышала, как во тьме кто-то вы­крикивает имена, странные, но отчего-то знакомые. Вали, Фейлег, Жеан, Элис и ее собственное имя. Видения забрезжи­ли в сознании: ухмыляющийся кузнец со спущенными шта­нами, раскаленное железо, которым она уничтожила свою кра­соту, изуродовала лицо, чтобы он больше никогда не смотрел на нее с вожделением. Она увидела воина с седыми волосами, его меч, похожий на серебристый коготь; увидела безумное дитя; увидела бога, того, что приходил к ней уже трижды. Яр­кий, прекрасный, светящийся бог, который явился к ней в об­разе волка; бледный в лунном свете купец, который вышел из тела погибшей дочери конунга; и тот, кто нашел ее одну посре­ди моря, спас, затащив на корабль из ногтей мертвецов, и воз­лег с нею на серебристой от звездного света скамье.