усохший, что даже не верилось, что он еще жив. Бьярке, опустившись возле него на колени, провел ножом по руке старика, сделав длинный надрез. Я заметила много таких надрезов на руках и ногах несчастного, и большинство выглядели свежими. Потом Бьярке приник ртом к ране и начал пить струящуюся из пореза кровь. Я зажмурилась, спрятав лицо в ладонях от потрясения и стыда, ведь то, что он творил, было непостижимо, ужасно. Когда же я все-таки опустила руки, то увидела, что старик содрогается в предсмертных судорогах. На лицо брата было страшно смотреть. Это был уже не Бьярке, не мой маленький братец-медвежонок, а монстр, сотворенный из теней и пламени.

Потом он повернулся к окну и заметил меня. Я развернулась и побежала, побежала к деревне, вопреки всему надеясь, что он не последует за мной, потому что я не хотела притворяться, будто это чудовище – мой брат, не хотела выслушивать очередную его ложь. Не знаю даже, как я добралась до дома, потому что глаза мои ослепли от слез и я не видела ничего вокруг.

Однако, когда я вернулась, он был уже там, и я сразу поняла, что он попытается сделать вид, будто ничего не случилось, что он собирается и дальше убеждать меня, будто это не он был там в лесу. Но я сразу осадила его и велела убираться и никогда больше не возвращаться. Сказала, что у меня больше нет брата. Тогда он поведал мне историю, в которую поверил бы лишь полный дурак, в которую я не могла поверить, как бы ни любила его, хотя мне хотелось верить Бьярке, хотелось так, что сердце разрывалось.

Он сказал, что человек в лачуге и есть тот самый больной путник, которого он встретил ночью во время охоты. Бьярке помог старику добраться до хижины, и старик рассказал Бьярке, что он волшебник, что он умирает и хочет передать свою силу достойному юноше, чтобы его наследие продолжало жить. И он открыл Бьярке тайный способ переноса магии. Бьярке сказал, что пить его кровь было омерзительно, но я-то видела, как горели его глаза. Не думаю, что ему было хоть чуточку противно. Подозреваю, он даже наслаждался.

По словам Бьярке, старик целую ночь убеждал его в том, что умирает и что очень важно, чтобы его магия не задержалась в умирающем теле, поскольку другие, злые чародеи могут украсть ее. А Бьярке чист сердцем, и потому старик очень хочет передать силу ему. И Бьярке в конце концов согласился.

– Но ты не веришь, что волшебник отдал силу добровольно, – предположила Алиса.

– Нет, не верю. – Бринья вздохнула. – Я думаю, скорее всего, Бьярке увидел, как чародей колдует в лесу, напал на него исподтишка, ранил, наверное, – а потом пытал, выясняя, как отобрать у него магию. А может, Бьярке и сам додумался. В любом случае тот миг, которому я стала свидетелем, был последним мигом старого чародея, и вся его магия перешла теперь к моему брату.

– Что же он потом сделал? – спросила Алиса.

– Сперва он попытался остаться в деревне, хотя я и не хотела, чтобы он жил со мной. Не могла я смириться с тем, что существо, по доброй воле пившее кровь человека, было моим братом. Он продемонстрировал остальным свои новоприобретенные силы, пробуя убедить людей, что может использовать эти силы во благо всех. Но, как я уже сказала, такого рода магия не свойственна нашему народу, и большинство испугались ее – и той жестокости, которую увидели в Бьярке. Так что вскоре он ушел, вернулся в лес. Время от времени кто-то из наших видел его там, существо из тени, и те, кто с ним сталкивался, позже обнаруживали у себя на теле ожоги в странных местах, ожоги, которые никогда толком не заживали.

Позже, много позже, некоторые утверждали, что видели его гуляющим рука об руку с женщиной в белом плаще и что земля, по которой они прошли, оставалась обугленной и навеки бесплодной.

– Они любили друг друга, твой брат и Королева, – сказала Алиса. – Или, по крайней мере, она любила его. Думаю, он хотел от нее чего-то, а она ему этого не дала.

– Вот почему Королева забрала Эйру и остальных. – Глаза Бриньи загорелись. – Она наказывает его, наказывая нас.

– Да, я тоже так считаю, – кивнула Алиса. – Вы должны разрешить мне пойти вместо следующего ребенка. Это никогда не закончится, пока кто-нибудь не разберется с Королевой.

– Но что ты можешь сделать? – вздохнула Бринья. – Я не вижу в тебе силы. Будь у тебя сила, Королева не отняла бы у тебя твоего мужчину. И это же бессмысленно, бессмысленно забирать наших детей. Бьярке плевать на них. Едва ли ему было больно, когда украли его племянницу или когда муж мой сошел с ума. Мы для него ничто, потому что мы испугались его магии, вместо того чтобы восхищаться ею.

Алиса не стала возражать Бринье или убеждать, что не такая уж она бессильная. Честно говоря, она и сама чувствовала себя никчемной. Но разница между Алисой и жителями деревни заключалась в том, что Алиса не собиралась отдавать Тесака без борьбы. Она не понимала, как эти люди могли так легко отпустить своих детей, и думала, что муж Бриньи, пускай и обезумел, но, по крайней мере, выказал хоть немного отваги.

Делать было нечего – только ждать встречи со старейшинами. В назначенное время Алиса закинула за спину мешок, хотя и не очень понимала, зачем берет его с собой. Там не было ничего, кроме одеяла, грязной одежды и того, о чем она должна забыть, склянки с тем, что должно было уже умереть. Нож она потеряла, оберег в виде розы, который дала ей Бесс, тоже (наверное, он выпал вместе с ножом, когда Треска перевернул ее вверх ногами), еды у нее не было. Хотя одеяло пригодится, решила Алиса, особенно в горах.

Бринья проводила Алису к месту собраний, которое называлось залом. Правда, название не слишком соответствовало реальности – «залом» оказалась небольшая комната с низким потолком и столом посредине, за которым сидели пятеро стариков с неприветливыми лицами. Был там и Асгар. Хотя, пожалуй, здесь могло поместиться все население деревни, и еще осталось бы место. Алиса почувствовала себя очень одинокой и непривычно маленькой, когда Бринья покинула ее.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Асгар.

– Алиса.

– Что ж, Алиса, не могу сказать, что кто-то из нас верит, будто ты можешь что-то изменить, но наша деревенская провидица сказала нам, что ты должна пойти завтра к дубу