заправляющие, не скупились на хвальбу о его справедливости и равноправии в нем, утверждая, что здесь для каждого открыты равные возможности, и каждый своим умом и умением может пробиться в люди, лишь слегка забывая сказать, что имеется в виду умение обдурить, обокрасть, подстроиться или взять силой. Изрезанный по телу, замысловатыми узорами, показывающими его положение среди разбойного люда, главарь и без того внушал невольное уважение твердостью бугристых мышц и остротой взгляда, как у человека привыкшего быть начеку. Небрежно, едва слышимо будто издалека, он начал:

– Я слышал, что у вас есть защитный знак самого Козлобородого. Покажите мне его, чтоб я мог убедиться в том, что вы достойны того внимания какое они вам оказали.

Взглянув на подарок Азуфа, резаный, оценивая начертания, сказал:

– Да, это Козлобородый, я узнаю его печать и вижу, что это не подделка. А меня сложно обмануть, в этом я дока. Горе тому кто попытается меня обмануть, подлог я чую мгновенно и не прощаю этого никому. А вы можете быть спокойны, ибо Козлобородый не дает защиту абы кому. Он наш друг, а стало быть, вы теперь находитесь и под нашей защитой.

Получив в ответ благодарственные слова, он продолжил:

– Так что, столь благородных веж, привело в наши невежественные отшибы?

Помня о словах главаря, старому лекарю не оставалось ничего другого как рассказать правду. Внимательно выслушав рассказ старика, лугаль нищих восхитившись дерзости Аша, захотел узнать, что это за крамольные слова за которые можно певца продержать в яме как опасного преступника и теперь еще вынуждают скрываться из-за этого в столь непристойном месте. Абгал поспешил ответить за своего еще очень слабого подопечного. Услышав содержание слов его частушки, главарь, схватившись за пузо, покатился со смеху, громыхая утробным хохотом.

– Хо-хо-хо, старый… ха-ха-ха, козел…, ха-ха-ха. представляю, как понравилось это козлу молодому, то-то он взялся вам помочь, а он никогда ничего не делает просто так. Еще бы, когда парень оказал ему такую услугу. Теперь эта поговорка пойдет гулять по городу, а потом и по всему Каламу, а мы то, уж об этом позаботимся.

– Это хорошо, что вы решили спрятаться именно у нас, мне не помешает личный иш-ки-ти. – Продолжил он успокоившись.

– До досточтимого лугаля, видно дошло утверждение его народа о том, что я колдун. Но, я уверяю, они вероятно были введены в заблуждение маленькой хитростью, которой я подловчился в стенах премудрого Энки еще в юности, примененной мной в страхе перед их бездумным самоуправством. Мы мирные лекари и далеки от занятий волшбой и волхованием. – В оправдание отказа, сказал испуганный подозрением и внезапным предложением жрец Энки.

– Не бойся, мы не ваши кровожадные служители единобожия, и не сжигаем всех подряд колдунов и ведьм, не разделяющих наших взглядов. Если ты колдун мирный и не будешь творить нам худого, поклоняйся и дальше своим червям и жабам, лишь вноси в общее дело должное.

– Я не колдун – снова попытался разуверить старик, воровского лугаля в его подозрениях, – я ученый, а это мой ученик.

– Хорошо, хорошо колдун, называйся, как хочешь, но только дай согласие. Я ведь прошу не за себя. – Тут он вытолкнул вперед человека, с культей вместо рук. – Гляди, он когда-то сражался в рядах кишского лугаля, пожертвовав руками за его пустые призывы, а потом, когда этот верноподданный человек потерял вместе с руками все, его бросили как испорченную вещь, оставив наедине с собой. И только мы, подобрав его, стали ему поддержкой, заменив и семью и отказавшуюся от него, чтобы не содержать по счетам единодержца, общину.

Оттолкнув его обратно, он вытянул одноногого мальца.

– А у этого мальчика не осталось никого, и сам он чудом остался жив, когда протоку, которую рыли по приказу энси, прорвало, и вязкой жижой накрыло всю его деревню. Там то, под грязью его и нашли мои люди, при этом у него была сдавлена нога, так, что пришлось ее отрезать, дабы не допустить заражения. С тех пор он среди нас. И таких как они здесь много, все они нуждаются в помощи, а один, я не в силах этого сделать. – При рассказах об их судьбах, у него было такое благородное выражение на лице, полное сострадания и жалости, что действительно можно было подумать, что он это из лучших побуждений взялся помочь немощным людям.

Поняв бессмысленность, что-либо объяснять о своем звании и значении, абгал сказал только, что сожалеет, но вынужден отказать, так как связан уже словом с тем человеком, которого они величают Козлобородым. Погрустнев, резаный лугаль промолвил:

– Да, конечно. Должно быть, он из-за этого и взял вас под свою защиту. Не быть мне больше лугалем, если я и впредь не смогу предугадывать такие вещи.

– У нас, вам будет небезопасно, – слукавил он, опасаясь держать подле себя, не подчиняемого ему колдуна Козлобородого. – Вас отведут в дальние и потому спокойные наделы, но вы должны поклясться, что не будете ничего делать во вред мне.

Успокоенный, заверением гостей, что они не враги, людям заботящимися об обездоленных, лугаль нищих распорядился подготовить им все необходимое.

– С вами, для вашей безопасности, пойдет мой человек. – При этих словах он подозвал какого-то бойкого паренька и двух здоровяков. – Они вам помогут добраться без приключений.

***

Окраина и впрямь оказалась вполне сносной для проживания тем, кто решил укрыться в тиши, вдали от любопытных глаз. Да и местные жители, измотанные нескончаемыми заботами, хоть и проявляли оправданное любопытство, все же не лезли с лишними вопросами. Жизнь в бедняцких пределах, итак нельзя было сравнить с относительной неизменностью благополучных пределов, но каждый день проходил в постоянной борьбе за нее. А здесь на окраине, ближе к земле, работающие люди привыкли довольствоваться малым, получая подачки за свои тяжкие труды, полностью покоряясь воле богов и своих хозяев, коих у них было множество. Ведь кроме налога взимаемого государевыми мытарями, им приходилось отдавать часть прибыли в закрома хозяев, другая же ее часть уходила на оплату спокойствия от набегов разбойных сборищ лугаля нищих. Считалось, что им еще повезло, тогда как их обнищавшие соседи, которым не посчастливилось пристроиться к мотыге какого-нибудь зажиточного горожанина, побираясь, не всегда могли надеяться встретить следующий день. Спутники сопровождавшие гостей, доставив их до места, вопреки приказу своего «лугаля», поспешили поскорей убраться восвояси, зная, что здесь их не ждет теплый прием. Это вооруженные, скопом, они могли чувствовать себя здесь хозяевами, но поодиночке соваться сюда не осмеливались, так же, как городские стражи, не смели соваться в бедняцкие пределы из-за их хозяйничанья в них.