Я посмотрела в окно – небо было сплошь затянуто тучами. «Наконец-то циклон!» – подумала я, и тут же по крыше сначала робко, а потом все смелее забарабанил дождь. Идти за продуктами в такую погоду не очень-то хотелось. Я представила, как шлепаю по лужам, в каждой руке по тяжелой сумке, а зонт – в зубах? Нет, так дело не пойдет.

Я открыла холодильник – битком набит! В навесных шкафах залежи риса, гречки, гороха, консервов. В баре полно напитков и водка есть – правда, открытая, но почти полная – перелью в графин, и все дела! Зачем идти в магазин и тратить деньги на пустяки?

Теперь надо решить, что из всего этого приготовить. Стол должен выглядеть необычно. Чтобы ни у кого и никогда такого стола не было! Вот единственное, чего я не смогла найти, так это салфеток. Но не выходить же из-за такого пустяка на улицу?! Салфетки можно сделать своими руками!

Я достала из письменного стола офисную бумагу размера «А 4» и принялась вырезать, как в детстве, ажурные елочки и снежинки. Я так увлеклась этим занятием, что незаметно перешла к изготовлению бумажных лягушек, верблюдов и птиц.

Пр…Пр…Прррр… У Власа отвратительно звонит телефон!

– Машенька, привет. Как у вас дела? Как бабушка? Как Влас? – Мама буквально засыпала меня вопросами, но ответов на них она, видимо, ждать не собиралась, продолжая тараторить: – Я уже десять кошек подобрала, через неделю за ними из Москвы прибудет машина. Один котик такой симпатичный, просто прелесть, я хочу его себе оставить!

– Не смей! – гаркнула я.

– У меня все хорошо, можешь не волноваться, вчера в бане парилась. Жаль, что тебя нет. Сейчас у Эльвиры Ананьевны покупала треску, она тебе огромный привет передает, говорит, что Шурик очень по тебе скучает, ночи не спит.

– Передай своей милой и добрейшей Эльвире Ананьевне, пусть оставит бредовую идею – женить на мне своего инфантильного Шурика! Мы с Власом подали заявку – свадьба через месяц.

– Ты несправедлива к Эльвире Ананьевне! Но я рада за вас! Поздравляю тебя, дорогая! И все же я не буду говорить о свадьбе ни ей, ни Шурику! Мало ли что, и к тому же они расстроятся… Да, ты представляешь, я нашла свой дорогущий французский крем! Ты ни за что не догадаешься, где он был! Я совершенно случайно наткнулась на него в туалете – тюбик лежал среди рулонов туалетной бумаги! Этот идиот – твой дорогой отчим принял мою тональную пудру за мазь календулы и мазал ею свою задницу.

– Зачем?

– У него, видите ли, геморрой! – злобно воскликнула она. Надо сказать, что Николай Иванович использует мазь календулы при любых заболеваниях – будь то ожог, воспаление легких, флюс или отравление – это для него панацея. – Весь тюбик извел!

– Но как можно перепутать почти бесцветную мазь с тональным кремом? – удивилась я.

– Ой, ну ты меня поражаешь! Он всю жизнь чистит зубы кремом, а руки мажет зубной пастой!

– Мы с Власом в понедельник уезжаем на море, так что в следующую пятницу не звони, нас все равно не будет.

– Счастливого пути! – успела крикнуть мамаша, и нас разъединили.

Я на сто процентов была уверена, что сейчас моя родительница набирает номер некоего загадочного Григория из Фонда защиты животных…

«Так чем же попотчевать гостей?» – призадумалась я и решила, что к приготовлению блюд и сервировке стола надо подходить не с позиции «клуши-домохозяйки», девиз которой: «главное, чтобы вкусно да побольше было» и на столе бы стояли хрустальные ладьи с утопающими в майонезе салатами, а исключительно с творческим и эстетическим взглядом на кулинарное искусство. «Мы пойдем другим путем!» – решила я и вспомнила фразу, которую наизусть выучила в институте к экзамену по эстетике: «Все чувства приобретают эстетический статус лишь тогда, когда обозначаемое ими содержание оказывается соответственно оформленным и опирается на художественный принцип, угадывающий за поверхностью символ». Уф! Сама не ожидала, что такая умная! Однако, насколько мне известно, в искусстве содержание далеко не всегда соответствует форме. «Плевать на содержание! Главное форма – и символ!» – решила я и, одновременно поставив варить рис, пшено и гречку, отправилась в гостиную, чтобы вплотную заняться сервировкой.

Я постелила на стол белую скатерть с выбитым орнаментом в виде снежинок – как нельзя кстати – ведь салфетки я тоже вырезала в виде снежинок, поставила тарелки, фужеры и подобную дребедень, без которой праздничный ужин получился бы вовсе не праздничным, расставила бумажные фигурки верблюдов, лягушек и птиц… Чего-то не хватает! В центре стола должно стоять нечто значительное. Но что? Ваза с цветами. Я посмотрела на улицу – там свирепствовал ветер, пригибая сильные вековые деревья к земле; шел проливной дождь. Ну не идти же в такую погоду за цветами! И тут взгляд мой остановился на кадке, из которой торчала огромная пальма с листьями, напоминающими веера. Этот так называемый хамеропс оказался настолько тяжелым, что, когда я оторвала его от пола, потеряла равновесие и с минуту кружилась с ним в обнимку по гостиной, боясь выпустить из рук. И все-таки я умудрилась каким-то немыслимым образом водрузить его на стол, который с гигантским растением в центре приобрел по-настоящему торжественный, я бы даже сказала, предновогодний вид.

Когда я вернулась на кухню, то к ужасу своему обнаружила, что рис вел себя в мое отсутствие просто безобразно и вместо того чтобы свариться, как положено зернышко к зернышку, он слипся в однородную массу, напоминающую крахмальный клей для обоев. «Не беда, – подумала я. – Ведь главное для меня сегодня форма и символ, а вовсе не содержание!»

Я вывалила белое месиво в дуршлаг и занялась самым главным – изготовлением табличек с названиями блюд, которые в точности должны были соответствовать заглавиям моих романов.

Пока я скотчем прикрепляла бумажки с названиями блюд к длинным деревянным зубочисткам, гречка сгорела (хорошо хоть только нижний слой – верхний выглядел очень даже аппетитно).

Пшену еще вариться и вариться, поэтому я занялась первым фирменным блюдом от Мани Корытниковой. Оно называлось в честь моего сенсационного романа «Убийство на рассвете», а основой его явилось месиво разваренного риса в салатнице из тончайшего фарфора. Я не скупясь полила его кетчупом (что символизировало кровь) и воткнула в середину острый нож.

Гречневую кашу я обильно сдобрила острым перцем, щедро посолила, добавила пряностей для пикантности и выложила черной икрой подобие глаз, бровей, носа; для изображения губ воспользовалась все тем же шашлычным кетчупом – стало похоже на сильно загоревшее недоброе лицо. Подумав, я еще приделала усы из укропа и назвала сие блюдо в честь очередного моего романа – «Роковой мужчина».

Мясо! Я забыла его разморозить! «Не беда», – снова успокоила я себя и, промыв, как учила меня Мисс Бесконечность сплющенные куски свинины под струей холодной воды, бросила их на раскаленную сковородку. Затем, включив конфорку на полную мощность и подумав: «Пусть размораживается», вплотную занялась «Солнечной затрещиной».

Я вывалила на блюдо золотистую пшенную кашу и размышляла над тем, как художественно можно отобразить затрещину на солнце. Взгляд мой остановился на молотке для отбивания мяса, и я недолго думая всадила его в центр блюда с пшенкой.