– Идет, – быстро cогласился Опер, – сделка принимается.

Он остановился перед креслом Галеева и протянул ему руку. Тот испытующе посмотрел на милиционера и нехотя пожал его ладонь.

– Итак? – Опер плюхнулся на свое место и вперился в лицо Галеева.

– Ты вообще-то футбол смотришь? – ответил вопросом на вопрос вратарь.

– Еще бы! – воскликнул Опер. – Но далеко не все. Например, игры «Шинника» с «Ротором» не смотрю.

– А сборную?

– Еще бы! Все матчи, начиная с восемьдесят второго года. Включая даже товарищеские.

– Значит, ты должен помнить…

– Я многое помню. Что конкретно?

– Несколько лет назад один игрок нашей сборной в Испании в очень ответственном матче гол в свои ворота закатил. Мы тогда «ноль – один» проиграли и в четвертьфинал из-за этого не попали…

– О! – воскликнул Опер. – Так вот откуда все тянется!

– Помнишь?

– Естественно. Вся страна до сих пор помнит.

– Ну, тогда тебе дальше много рассказывать не надо.

– Нет, ты уж расскажи.

Когда заговорили о футболе, игрок и оперативник естественным для мужчин образом перескочили на «ты». И в самом деле, трудно представить, чтобы мужики, обсуждая футбол, друг другу при этом «выкали».

– Так вот, – нехотя продолжал Галеев, – наш принципиальный малыш Кондаков где-то раскопал: тот игрок, что лажанулся, сделал это не случайно. Он от наших соперников взятку тогда получил. И немаленькую. Уж не знаю, откуда Игорь это взял, не спрашивай… Так вот. Вчера вечером Кондаков на этого игрока попер. И сказал открытым текстом: «Я, мол, знаю, что матч сдал ты». А через пару часов его убили…

– Ах, вот оно что… – протянул Опер. – Я так и думал. Значит, тот гол все-таки не был простой ошибкой…

Гол в свои ворота

В тот же самый момент Варвара, стоявшая на лестничной площадке первого этажа рядом со следователем Костиком и нападающим Карповым, в упор спросила у футболиста:

– И как же вы узнали, кто убийца?

– А так. Когда я взял с пола в номере Нычкина мобильник Кондакова, я потом втихаря все-таки просмотрел, кому он звонил, а кто – ему. Какие последние «эсэмэски». И там отпечатались два последних сообщения. Одно из них, входящее, было отправлено сегодня ночью в ноль часов тридцать минут. Оно гласило: «Предлагаю сто тысяч «гринов» налом»… А дальше, в ноль сорок, следовал кондаковский ответ на него: «А пошел ты!..» Ну, – усмехнулся Карпов, – после этого ЕМУ ничего не оставалось делать, кроме как убить Кондакова.

– Кому «ему»? – туповато спросил Костик.

В этот момент в коридоре показался Опер. Он шел быстрым шагом, почти бежал, по направлению к комнате отдыха.

К нему наперерез бросился следователь Костик.

– Мы!.. – выкрикнул он. – Мы все раскрыли! Почти!

– Вы почти, а я действительно все раскрыл, – самодовольно усмехнулся оперативник.

Лицо его выражало одновременно и полнейшее удовлетворение, и нетерпение.

– Давай, – приказал Опер следаку, – действуй, мухой. Обыск организуй в его комнате, да чтоб комар носа не подточил. С понятыми, и ищи все как следует. Всю одежу его, полотенца – на экспертизу! Пусть ищут следы крови! Кондаковской крови! А я его сейчас колоть буду.

– А кого «его»? – пробормотал следак.

Опер смерил его презрительным взглядом:

– А говоришь, «мы все раскрыли».

Варя, старавшаяся не пропустить из этого диалога ни слова, тихо спросила стоявшего рядом с ней Карпова:

– Ну, мне-то наконец скажите: кто посылал это последнее сообщение Кондакову?! Кому тот ответил: «А пошел ты!»?

– Бритому ежику понятно, – лениво хмыкнул Карпов, – доблестному вратарю Овсянникову.

И тогда Варя сделала пару шагов по направлению к следаку и Оперу и тихо сказала, обращаясь к следователю:

– Это сделал Овсянников.

– Вот, Варька! – удовлетворенно хохотнул Опер. – Вот это я понимаю – раскрыла! Не то что некоторые, – он бросил уничтожающий взгляд на Костика.

Повтор опасного момента. За четыре года до описываемых событий

– …Идет восемьдесят пятая минута игры. До конца матча остается пять минут. Всего лишь пять минут. Пять минут отделяет наших ребят от выхода в следующий круг соревнований. Только пять! Напоминаю, что счет матча ноль – ноль, и этот результат устраивает нашу команду!

Испанцы атакуют большими силами. Морьентес навешивает… Карпов… Наш Карпов, пришедший помочь обороне, выносит мяч из штрафной. Только не уходить всем в плотную оборону, не сбиваться на «отбой»! Вперед, ребята, остается всего четыре минуты до конца…

Вот мяч у Рауля… Стадион весь встал… Вы слышите этот грохот, царящий на трибунах, и я не уверен, слышите ли вы меня, уважаемые болельщики… Три минуты до конца… Рауль навешивает… Овсянников выпрыгивает выше всех в штрафной, сейчас он уверенно отобьет мяч, такие подачи для нашего опытного голкипера – как подарок… Но что это?! Боже мой!!! Боже мой!!!!! Вы видели это?!! О, нет!! Нет! Такого не может быть… Мяч, скользнув по перчатке Овсянникова, падает прямиком в наши пустые ворота… Гол… Нет, я не могу поверить… Гол… О, нет… Вот это ошибка! Испанцы выходят вперед. Девяностая минута. Один – ноль.

Наши ребята понеслись к центру поля. Еще есть время. Еще можно все исправить. Сквитать счет. Одна хорошая атака… Но вы слышите, как бушуют трибуны?! Испанские болельщики, по-моему, уже начали праздновать победу, и их можно понять… Спасительная ничья ускользнула от наших ребят… Ну как же так?! Как же мог так ошибиться наш Овсянников – опытнейший голкипер?! Да-а-а…

А вот и финальный свисток. Смотрите, какую кучу-малу устраивают испанцы… Один – ноль… Результат в их пользу… Да, сегодня им повезло…

* * *

…Спустя час в «допрашивательном» кресле в комнате отдыха сидел, опустив голову, второй вратарь сборной команды страны Овсянников, по кличке Овсо.

Варя стояла у окна, за которым совсем рассвело. Она украдкой, искоса посматривала на вратаря: впервые, честно говоря, видела «настоящего убийцу». Не того, кто совершил преступление в пьяном угаре, сам не помня себя. И не того, кто заказывал, натравливал, организовывал, а сам при этом ручек не марал. Впервые она видела человека, который хладнокровно все спланировал, рассчитал и совершил свое злодеяние. И Варе хотелось понять: какой он? Что он чувствует? Что испытывает? Стыд? Угрызения совести? Или сожаление, что его план провалился? Но она не могла понять: что же на самом деле творится сейчас под черепной коробкой Овсянникова. Лицо его ничего не выражало, а голос размеренно, на одной ноте, бубнил:

– Я хочу сделать заявление. Хочу совершить явку с повинной… Я действительно убил сегодня ночью своего товарища по сборной Кондакова…