Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пытался разобраться. Отделить и отбросить ненужное, в надежде, что хорошее знание тогда вернётся. И в то же время он не хотел этого делать. Хотел оставить эти знания себе, и вернуть другие, которые, он откуда-то был уверен, должны последовать следом за первыми. Он пытался хотя бы отделить одно от другого, но и это не удавалось. Слишком сильно всё перемешалось, сплавившись в один большой и неаккуратный комок, от которого по всему телу происходили неприятные судороги. Это точно нужно было исправить, причём он точно знал, как, — обоими своими знаниями, — но забыл. И вспомнить не получалось. Тем более, что Большой-добрый отвлекал. Он не отпускал его от себя, и, наоборот, держался поблизости. Но не только. Ещё показывал ему что-то, что понять сейчас он был не в силах, обоими своими знаниями. Сначала он даже не пытался слушать, отмахивался, пытался отстраниться от чего-то сложного, что говорил ему Большой-добрый. У него и так всё слишком сложно, чтобы смотреть и слушать что-то такое же. Он даже хотел убежать подальше от Большого-доброго, тем более, что немного вспомнил, как правильно скользить в пустоте. Хотелось побыть одному, спрятаться и постараться заснуть, но Большой-добрый не отставал, и очень мешал ему. Он, как будто, специально не хотел, чтобы он заснул. И продолжал что-то показывать — упорно и настойчиво. И тогда он постарался всё-таки понять, что ему говорит Большой-добрый. Может, если он сдастся, от него отстанут?
Большой-добрый показывал странное. Какие-то чувства, которых никогда раньше не было, какие-то картинки, которые происходили не с ним, но почему-то казались очень знакомыми, как будто настоящие. И при виде этих картинок у него возникали чувства, которых раньше он никогда не испытывал. Постепенно чувства стали обрастать образами. Он почему-то был маленьким двуногим существом, которое не может жить в пустоте, но при этом летает на Большом-добром. Он видел другое двуногое существо — тоже очень маленькое, но очень, очень красивое — так ему казалось. И это красивое двуногое существо было отчего-то для него очень важно. Он попытался вспомнить, почему. Стали появляться какие-то воспоминания. Память о вещах, которые точно происходили не с ним… Воспоминания приходили одно за другим, накатывались как морские волны на песчаный берег, но не исчезали, а оставались с ним. В какой-то момент их стало слишком много, и он понял, что ошибся. Всё-таки это происходило именно с ним. В ту же секунду он резко погасил свою панику — понял, что сейчас она может только помешать. Как и всегда, в общем-то.
Герман ещё не до конца мог отделить себя от ликса, чувства и память были причудливо перемешаны, но теперь он хотя бы знал, что делать и начал методично распределять по отдельным «кучкам» то, что принадлежало ему и то, что оставалось чужим. Памятью и воспоминаниями детёныша ликса, если быть точным. Хотя какой детёныш… теперь-то Лежнев знал, что несмотря на молодость, тихоход уже полностью сформирован — он таким и останется. Если не говорить о физических размерах, конечно же.
Сколько прошло времени он сказать не мог бы, но окончательное возвращение в себя случилось резко, как щелчок. Он вспомнил всё, что происходило ровно до того момента, как провалился в неожиданное слияние. При этом парень чувствовал, что может обращаться и к малышу, который тоже был очень рад, что странная мешанина наконец-то закончилась, хотя и недоумевал, почему в их слиянии главным оказался столь маленькое существо. Правда, ничего против он не имел — ему было вполне комфортно и даже приятно, что есть кто-то старший, более уверенный и знающий. Кто-то, кто будет его направлять.
Герман, наконец, смог обратить внимание на что-то, кроме себя самого. Кусто ему здорово помог… но не один — теперь парень чётко различал, что тихоход только помогает Тиане докричаться до него. Девушка так и продолжала «кричать», раз за разом пытаясь достучаться до «потерянного» напарника.
«Так… как бы мне передать, что всё нормально?»
Ориентироваться было всё ещё неудобно, но теперь он знал, что делать. Всплыли умения тихохода и Лежнев тут же заставил его послать Большому-доброму сигнал, что с ним всё в порядке. Хотя слово «заставил» не совсем подходит. Больше было похоже на то, что он сам отправил этот сигнал, только не сам-Герман, а сам-детёныш тихохода. В общем, Лежнев даже себе пока не мог это объяснить, а вот пользоваться уже вполне получалось. По крайней мере пока детёныш не против его действий. Что будет, если он попытается сделать что-то, что тихоходу не по душе, парень не знал.
Ответ, который он отправил Тиане и Кусто, явно был услышан, потому что в его сознание перестали стучаться многочисленные воспоминания. Взамен пришёл настороженный вопрос. Герман откуда-то понял, что Тиана с Кусто не понимают толком, с кем именно говорят и кто взял верх в слиянии — тихоход, или всё-таки человек. Он постарался ответить, что с ним всё в порядке, и что сейчас он выйдет из слияния… и в тот же момент получил дружное и совершенно однозначное «Нет!» одновременно от Кусто и Тианы. Оба собеседника явно были очень против того, чтобы он отделялся.
«А почему?» — удивился Герман, но тут же отвлёкся, пытаясь разобрать, что от него хотят Тиана и Кусто. От волнения они начали «говорить» вразнобой, отчего он окончательно потерял мысль. Потом, правда, замолчали, и Кусто открыл трюм и повернулся в его сторону. «Блин, точно! — сообразил Герман. — Я ж в космосе… и без скафандра. Точнее, скафандр-то был перед слиянием, но вряд ли он остался в рабочем состоянии». Обычно парень соображал значительно лучше, и это немного пугало. Мысли текли слишком вяло и медленно, да ещё, к тому же, как-то прямолинейно, что ли? Причина — следствие и всё. Совсем не тот разброс ассоциаций, который обычно сопровождает даже простую мысль и на который не очень-то обращаешь внимание.
Он направился к тихоходу, и аккуратно заполз в трюм. Кусто, конечно, большой, но и детёныш немаленький, к тому же Герман ещё не слишком уверенно передвигался. Возникало ощущение, что они с малышом просто ещё не сработались. Он осторожно пролетел внутрь, с интересом разглядывая